Он не мог сдвинуться ни на миллиметр. К тому времени как я все распутал, ему не терпелось повторить все сначала. Что он и сделал. Через тридцать секунд мне пришлось высвобождать котика из пут. Синди смеялась, Нортон бегал, а я — распутывал. Мы были абсолютно счастливы. Ну или почти абсолютно.
Через пару недель все это превратилось в рутину.
В четверг вечером мы собирали сумки и сажали котят в отдельные контейнеры — пришлось раскошелиться ради удобства; ради их удобства, — в половине шестого ловили фургон «У Томми» и семичасовым паромом прибывали в Фейр-Харбор. Марло, как обычно, всю дорогу прятался в своем контейнере и выбирался из него, лишь оказавшись около нашего дома. Нортон же еще в машине забирался мне на плечи, смотрел в окно, а на пароме устраивался на моих коленях, прислонившись к перилам. Стоило нам причалить к берегу, как он начинал вертеться и ерзать, демонстрируя желание выбраться из контейнера. Я знал, что очень скоро он отправится изучать остров самостоятельно.
Я приобрел новую переносную сумку, которая идеально подходила моему коту и была удобнее для меня. На самом деле она предназначалась для собак, но Нортон чувствовал себя в ней очень уютно, и, похоже, она нравилась ему больше старого контейнера. Мягкая матерчатая сумка на ремне с жестким каркасом снизу. Впереди имелось сетчатое отверстие, чтобы животное могло дышать и смотреть наружу. Правда, Нортон в нем не нуждался, поскольку я никогда не застегивал сумку на молнию. Я просто сажал его внутрь и вешал сумку на левое плечо, а кот высовывал голову наружу и вертел ею во все стороны, не упуская ни единой мелочи, звука или запаха. Вскоре у меня даже отпала необходимость сажать его внутрь. Когда приходило время отправляться в путь, я ставил сумку на пол, Нортон сам залезал в нее и уютно устраивался.
Через месяц, когда значительную часть выходных дней я проводил, пытаясь освободить от бечевки каждый имеющийся на террасе предмет, мы решили, что настало время отпустить кота с привязи. Мой домовладелец, с семьей которого мы делили переднюю террасу, жаловался, что их велосипеды плотно опутаны бечевкой и похожи на мумии, извлеченные из гробницы Тутанхамона.
Однако Синди и Марло пришлось остаться в городе именно в тот уик-энд, который мы выбрали для осуществления очередного этапа приобщения Нортона к природе. Одна из ее лучших подруг находилась проездом в городе, и они решили устроить девичник. Со всеми вытекающими из него безумствами: недиетической колой, маслом в салате, громким обсуждением инфекций мочевого пузыря. Нам с Нортоном предстояло провести холостяцкий уик-энд.
В пятницу вечером в такси меня осенило потрясающее и, как показало будущее, полезное открытие. Мне всегда казалось странным, что никто из радостных пассажиров фургона или парома не обращал внимания на то, что у меня на плечах сидел невероятно милый кот, вытворяющий неправдоподобно милые трюки. Конечно, я не ожидал транспарантов или песен о «Коте по имени Нортон»:
Скажите, кто тот вислоухий кот,
В котором страха ни на йоту?
Кто прыгает как акробат?
Да это же наш милый Нортон!
Я надеялся на случайные реплики вроде: «Какой кот!», или «Он всегда такой хороший?», или «Что случилось с его прелестными ушами?». Но даже их я не слышал.
Итак, в пятницу я ехал, погрузившись в чтение спортивной колонки «Пост», а кот на моем плече изучал достопримечательности шоссе. Сидящая за мной женщина в футболке с надписью «Жизнь — это пляж» неожиданно спросила:
— Какой породы этот кот?
— Шотландской вислоухой, — объяснил я. — Его уши согнуты пополам. Видите?
— Он изумительный.
Улыбнувшись, я вернулся к спортивной колонке.
— Извините, — обратилась ко мне дама, сидящая рядом. Она тоже была в футболке с надписью «Жизнь — это пляж». — Как называется порода?
— Шотландская вислоухая. Видите? Его уши согнуты вот так.
— Он очень красивый!
— Спасибо.
— Он всегда такой воспитанный?
— Всегда, — гордо ответил я и опять уткнулся в спортивные новости.
— Так это шотландская вислоухая порода? — Женщина передо мной обернулась ко мне с улыбкой. На ней не было футболки с надписью «Жизнь — это пляж».
— Да, — кивнул я.
— Потому что его уши согнуты на такой манер?
— Точно.
— Он очень милый.
— Да, я знаю.
— Он всегда такой хороший?
Я гордился своей острой проницательностью по отношению к поступкам людей, но у меня не было объяснения, почему уши Нортона неожиданно оказались главной темой разговора во время нынешней поездки. И лишь оказавшись на пароме, я наконец все понял.
Читать дальше