Лариса Райт - Исповедь старого дома

— Ух ты!

Глаза Лизы возбужденно загорелись. Казалось, она готова нестись сломя голову по деревне, чтобы быстрее собрать группу детей, желающих танцевать. Собрать и больше ни о чем не думать — настоящая творческая личность. Недаром менеджерскими функциями Михаил наделил ее сестру, которая не преминула уточнить:

— А платить? Платить нам кто-нибудь будет?

— Пойдем! Пойдем! — теребила Лиза сестру: она готова была танцевать бесплатно сколько угодно.

— Будет, — успокоил Михаил. — Вы только цену разумную назовите, и от желающих сдать вам на пару часов в неделю детей отбоя не будет.

Отбоя и не было. Сестер хвалили и благодарили, а они благодарили батюшку за замечательную идею.

Михаил сумел найти подход ко многим в деревне: некоторых успокоил добрым словом, другим помог дельным советом, третьих просто выслушал, ни в чем не упрекая. И сам не заметил, как начал ждать новых встреч, новых жалоб, новых вопросов. Дни без разговоров уже казались пустыми и бесполезными, в такие минуты он старался придумывать себе занятия, не оставляя времени на передышку. Он убирал двор, переставлял мебель в своей комнатенке или, как сейчас, разбирал бумаги отца Федора. Тот сам сказал:

— Покопайся там у меня, обнаружишь много полезного.

Михаил обнаружил какие-то письма с неожиданно смутно знакомым московским адресом, но заглядывать в пожелтевший конверт не стал, нехорошо. Еще нашел массу литературы, совершенно не характерной для библиотеки религиозного человека: «Астрономический словарь», «Занимательная физика» и дюжину пособий по строительству. Кроме того, в руки ему попали грамоты и свидетельства, выписанные на имя отца Федора за победы в различных архитектурных конкурсах. Среди папок, бумаг и книг откопал Михаил и другие документы, но паспорт никак не попадался.

Остался последний шкафчик, который Михаил принялся опустошать с удвоенной скоростью, рассчитывая на скорое появление в поле зрения заветной корочки. Но вместо паспорта достал с верхней полки тяжелую громаду старинного фотоальбома. Он уже готов был в раздражении отодвинуть его в сторону, как вдруг из-под обложки выскользнула прядь темных младенческих волос, а за ней — бирка, какую надевают на руку новорожденному. Буквы выцвели, но оставались различимы. «Это что еще такое?» — успел подумать Михаил и собрался прочитать надпись, как вдруг услышал тихий скрип двери в церкви и шорох легких незнакомых шагов. И волосы, и бирка немедленно вернулись на место, альбом — в шкаф. «Что, если посетитель окажется слишком любопытным или невоспитанным и пройдет через церковь дальше к «квартирке» священника? Не хотелось бы, чтобы потом вся деревня судачила о том, что я везде сую свой нос».

Вошедший, однако, обладал непривычным для деревенских терпением. О себе не напоминал: не звал батюшку, не кашлял, не вздыхал тяжело и натужно, но все же присутствие постороннего Михаил ощущал в каждом вдохе. Он уже привычным движением надел рясу и прошел в церковь.

Посторонним оказалась женщина. Незнакомая, молодая и очень печальная. Плечи ее были опущены, длинные волосы грязны, а глаза заплаканы. Михаил ожидал услышать тихий глухой голос, но тишину неожиданно нарушили звонкие переливы. И от этой чистоты и легкости фраза, которую произнесла женщина, прозвучала еще ужаснее:

— Он хочет, чтобы я убила ребенка.

«Спокойствие, — снова вспомнил Михаил слова отца Федора. — Спокойствие в любых ситуациях».

— У вас есть ребенок?

— Нет. Пока нет. То есть он есть, но пока его еще нет. Понимаете?

— Понимаю.

«Так речь об аборте? Слава богу!» Конечно, настоящему батюшке такие мысли в голову не пришли бы. Но что взять с Михаила? Он простой смертный. Но даже смертный понимает, что пришедшая в церковь женщина еще ничего окончательно не решила. Понимает, потому и спрашивает:

— А вы хотите избавиться от плода?

— Нет. Но все слишком сложно.

«Сейчас начнется бодяга, что любимый женат, что ее бессовестно обманули и предали, что мужики — все козлы». Михаил терпеть не мог таких разговоров. Всегда хотелось спросить: «Если он такой козел, дурак, сволочь, так зачем же ты, такая умная, красивая, правильная, с ним живешь и ложишься в постель?»

— Понимаете, мы ребенка очень хотели. Два года старались…

«Кто старался-то? Ты или твой женатик?»

— …Так радовались, когда все получилось…

«Радовалась! Давай-ка, называй вещи своими именами. Думала небось, что теперь он бросит свою благоверную и упадет в твои распростертые объятия. Нет, возможно, мужики и козлы, но бабы — точно дуры».