Лариса Райт - Жила-была одна семья

— Где? Где? — Ира всегда расстраивалась, если ей не удавалось опередить младшую сестру.

В детстве они обе обожали эту игру, часами разглядывали небо над грузинским селением, где часто проводили лето. Папа как-то сказал им, что именно так — лежа на поле и не сводя глаз с распростертой над ним бездны — он решил непременно стать летчиком. Наверное, он все-таки рассматривал самолеты. Они с Ирой тоже пытались, но занятие это оказалось скучным: все большекрылые птицы, пролетающие на огромной высоте, казались им абсолютно одинаковыми, и когда отец восторженно восклицал: «Глядите! «Тушка»!» — или мечтательно тянул: «Вот это да… Вот это, я понимаю, машина. «Илюшин» — это вам не какой-нибудь «Як», — девочки лишь переглядывались недоуменно. Они, конечно, понимали, что разница между огромным пассажирским лайнером и небольшим десятиместным самолетом должна быть очевидна, но разглядеть ее на таком расстоянии не могли, как ни старались.

— Я ничего не вижу, — однажды призналась Ира, когда папы не было рядом. — Я не знаю, что там летит, и, честно говоря, мне все равно. Летит, и пускай себе летит. А ты? Ты что-нибудь видишь?

Сашино «нет» уже почти слетело с языка. Она не имела ни малейшего представления, что там далеко-далеко только что пролетело над их головами и скрылось в облаке. Но она видела облако. Точнее, она вдруг отчетливо поняла, что видит морду плывущего аллигатора.

— Я вижу крокодила.

— Где?

— Облако, за которым сейчас летит самолет. Похоже ведь на морду крокодила?

— Похоже. А вон то напоминает мышку. Смотри, у него сверху ушко маленькое, а сзади хвостик длинный и тонкий.

— Точно! А я еще вижу бабочку, собаку и Пушкина.

— Пушкина?

— Ага. Гляди, какой четкий профиль, и голова в кудрях.

— Действительно, — недовольно протянула Ира. И почему она первая не догадалась? С тех пор первенство в этом занятии давалось ей с трудом. И совсем не всегда из-за того, что в каждом облаке Саша могла найти какое-то сходство с лицом или предметом. Иногда все было гораздо проще, как в случае с лошадкой. Ира все крутила высоко задранной головой, пытаясь найти рядом с облаком, на которое сейчас указывала сестра, другое — напоминающее лошадь, а Саша все тянула руку в том же направлении и говорила:

— Да вот же, вот.

— Ну где? Где?

— За облаком.

— Что значит «за облаком»? Что ты мне голову морочишь? Это нечестно!

— Почему же? Я правда вижу лошадку за облаком.

— Опять эти твои штучки! Вечно видишь то, чего нет! — раздраженно повторила Ира слова, услышанные когда-то от взрослых.

А Саша и правда видела и подмечала многое: у Чебурашки были такие большие уши для того, чтобы он не катался по ящику с апельсинами и не ударился. Мальвина носила голубые волосы, потому что в ее домике было много чернил. Учительница литературы поставила однокласснице двойку, потому что ее раздражает красный цвет, а девочка сегодня явилась в красном. Мастер одел куклу в шаль, потому что «в ее мире зима». Гойя оглох потому, что никто из окружающих его посредственностей не мог сказать ему ничего нового и путного. Ну, Ира посоветовала Саше съездить на Памуккале потому… Потому, что сама была там когда-то.

Особенности воображения? Неуемная фантазия? Но уши Чебурашки были большими, а волосы Мальвины голубыми. Учительница не только никогда не носила красного и не держала в кабинете учебников в красных обложках — она даже тетради проверяла черной ручкой. Шерстяные шали редко носили летом, а у Гойи были проблемы не только со слухом. А Ира… в Турции она все-таки была. Но когда? С кем? Зачем?

Иногда для правильного решения требуется время. Оно должно вызреть, как сладкий фрукт, настояться, как хорошее вино. Конечно, нельзя ожидать, что за десять-пятнадцать минут во вкусовых качествах какого бы то ни было продукта могут произойти существенные изменения. Но можно надеяться, что времени этого будет вполне достаточно для смены чьего-либо настроения.

Человек шел наверх убитым и раздавленным. Но несколько минут тишины и покоя сделали свое дело. Теперь собственная удрученность, негласное решение страдать уже не казались ему единственным оставшимся выходом из ситуации. Он все обдумал еще раз, взвесил «за» и «против» и понял, что сдаваться без борьбы неправильно. Нужно хотя бы попытаться добиться своего, а потом уже опускать руки.

И тогда он снова спустился, скользнул неслышной тенью мимо кухни, укрылся в кабинете, присел у компьютера и, стараясь как можно тише стучать по клавишам, написал ответ: