Валерий Пудов - Приключения Трупа

Наконец подсчитал, как купец капитал, катафалки и каталки для перевозки, морозильники и холодильники для заморозки, ванны для погрузки и багры для утруски окаянных тел, топоры и скобы для заплечных дел и — проревел, как в оба глядел:

— Оборот дает расход! И странно, что народ живет в каморках, а беспечные дяди ради этой гнили океаны монеты совсем угробили. Уборка расхожей пыли дороже, чем вечные мОбили! Взамен арен и дворцов для мертвецов давно бы защитили живых от неземных микробов. Куда там! Горячо! А еще и зарплата лаборантам и практикантам! Благодать! Надо запускать сателлиты и сажать розы, а тут переймут от гадов дерматиты и туберкулезы!

— Ну и ну! — заметили ему свидетели протеста. — Побереги спесь: не лезь в тесто! Здесь, на груде костей, не место для торга!

— Ноги моей впредь не будет у морга! — он швырнул на стол стул, срыгнул в грязное капище и пошел вон — смотреть разные кладбища.

Но и захоронения проверял — без одобрения.

Цены, ритуал и суету осуждал — до пены во рту:

— За ямы на пути плати, как за храмы! За булыжник на могиле сквалыжник дерет, как за форт! Были бы умней, стены из камней возводили, а землю пустили под севооборот. Дешевле насовсем во вселенную улететь, чем пригреть презренную смерть!

Рассчитал всемирную площадь земель, отведенную под кладбища, и закричал, как на сонное пастбище:

— От сель и до сель — мощи. Завал! Не жирно ли для пристанища костей? Собери и склей — страна! А кому отдана? Героическим народам? И не смей! Органическим отходам! Упыри тут на дому: из живых монету сосут, а их за это берегут! Мало у человечества забот — стало отечеством нечистот! Цивилизацию спасать пора, а не играть в демонстрацию добра! Страна упырей скорей собьет нас с ног и упрет в падь, в песок, чем война систем, недород, смог, газ и рок!

Огласил урок и подбил итог:

— На краю дорог зарок даю: восстаю!

И как объявил, так и поступил.

И вершил свой шальной суд не за пуд соли, а за мозоли: крушил надгробья, честил кладбищенских воротил нищенским отродьем, тащил из могил мертвяка за мертвяком и лупил кулаком по вихрам, а багром по буграм, пока не угодил — к докторам.

А там вдруг проскулил, что свой круг очертил и остыл, попросил срок на упокой, совершил побег домой и слег, как снег зимой.

Стал собирать капитал: братве — на ритуал, себе — на пьедестал.

Продавал кладь, вышивал по канве сериал о борьбе за популяцию, организовал с домочадцами спекуляцию.

Без лишних проб древесины сколотил приличный гроб из осины, смягчил настил, положил внутрь утварь, сладости и подушку и заложил за ненадобностью раскладушку.

ПотОм с пОтом возвестил народу:

— Лбы! Смотри! Гуртом и оптом продал бы свои кости на трости, черепушку на кружку, глаза на образа, кожу на рожу, челюсти на прелести, член на хрен. Ходовые почки и мозговые оболочки, селезенку и печенку отдам в розницу, но за тысчонку в твердой чеканке. За переносицу и надкостницу просится с вас мадам с гордой осанкой. Можно и девчонку без юбчонки, но не стерву, не зараз разъезжих: за останки — непреложно первый класс и свежих. За сердце, товар ходкий, незавалящий, навар — ящик водки с перцем хрустящим.

Прокричал — натощак и наугад, но попал — не впросак, а в завал бумаг: заинтересовал деляг и подписал контракт и на подряд, и на фрахт.

Оказалось, что и жалость к телесам заслужил, и цена годна для воротил, и сам — сполна получил.

Для поминок купил не только самогонку, но и сходил на рынок и прихватил настойку из слив, говяжью тушёнку, горку мандаринов и даже горстку заморских олив.

Был весел заново, как у дамбы — река, а зять — от приданого, но провиант загрузил в пять корзин и подвесил на бант под потолком, дабы не слизать, пока жив и игрив, языком.

Завел сиделку — за стол, соседство, тарелку жиру и квартиру в наследство.

За посул приживала сажала его на стул, сдувала без следа пылинки, чесала, как господину, щетинкой спину, поправляла одеяло, когда из-под него вылезала, вякала на всякого третьего у дороги, обмывала благодетелю ноги, подтирала травой попку, затевала с иглой штопку, охлаждала веером компот и насчитала около двадцати забот, а лелеяла своего сокола, как деверя: с душой и почти за свой счет.

Приложил он и усердие, чтобы без препон сохранить от своей особы наследие.

Раскрутил нить пути и по ней завещал идти: разносить прыть, копить пыл, ярить оскал и не косить в тыл.

Подрядил писателей на итоги и злопыхателей — на некрологи: попросил изложить в воспоминаниях искание дорог и терпение, отразить колебания и рвение, проследить оттиски ног и осветить — проблески гения.