Каори Экуни - Божественная лодка

Моя мама любит море. Хотя не умеет плавать. Я немного умею, но море не очень люблю.

Несколько дней назад одна моя одноклассница сказала, что я очень похожа на свою маму. Что она, мол, видела мою маму на торжественной линейке в первый день занятий. По мнению этой девочки, мы похожи как две капли воды. Мне это показалось странным, потому что я уверена, что мы с мамой абсолютно не похожи.

Мама считает, что я похожа на её двоюродную сестру Михоко. И тем, что я всегда держусь уверенно, и заострённым подбородком. Мама говорит, что, когда я родилась, Михоко подарила ей рюкзак для новорождённого. Не такой, в который складывают детскую одежду и погремушки, а специальный, для всяких бутылочек с молочной смесью, для подгузников и т. п. Мама говорит, что Михоко — очень практичный человек, и поэтому у неё подарки тоже всегда очень практичные.

После ужина мы с мамой ели шоколадный торт и пили кофе. Мы сварили эспрессо, но когда я налила в чашку молока, мама засмеялась. Говорит, что в эспрессо никто молоко не подливает. Маму научил правильно пить кофе Момои. А я не обращаю внимания на то, как положено. Ведь меня научила мама не обращать внимания на всякие условности, вроде тех, что кто-то про что-то говорит…

— Как учёба? Интересно? — спросила мама.

Я лишь кивнула в ответ.

— Вот и хорошо, — сказала мама.

Утром я всегда тяжело встаю. Особенно если с утра хорошая погода. В кухне слышно, как Соко шуршит полиэтиленовыми мешками для мусора. Выносить мусор — её обязанность.

Я вытягиваю руку из-под одеяла, нащупываю пачку сигарет, лежащих у изголовья. Медленно выкурив сигаретку, я еле нахожу в себе силы подняться с постели. Затем иду в душ.

Благодаря моему рекламному планшету «Даю уроки игры на фортепиано» у меня появилось три ученика: пятилетний ребёнок и две домохозяйки. В этом городе, похоже, почти нет специальных музыкальных курсов или студий, и мне приходиться самой ездить по ученикам. (Кстати, именно поэтому я и купила скутер.)

Проводив Соко в школу, я быстро убираю квартиру, на скорую руку привожу себя в порядок, потом не спеша разминаю пальцы и еду на работу.

Когда я сказала Момои о том, что хочу преподавать игру на фортепиано, он с минуту помолчал, а потом ответил мне: «Думаю, хорошая идея! Из тебя должен выйти неплохой преподаватель. Говорят, что играть самому и преподавать — совершенно разные вещи. Но у меня были выпускники, которые играют во много раз хуже тебя, но тем не менее они преподают». Услышав это, я сказала, что он предвзято ко мне относится, но я знала, что он прав.

Когда я сейчас вспоминаю тот момент, я понимаю, что сама ситуация была пронизана сарказмом. Ситуация, когда женщина, решившая покинуть своего педагога и мужа, собиралась зарабатывать себе на жизнь именно музыкой, которой научилась у этого человека.

Момои был педантичным пианистом. Он был одержим точностью исполнения, при этом его манера игры была очень чувственной.

Лето только началось. Я надела шлем, закрыла дверь на ключ и поехала.

Когда я сказала хозяину бара «Цумэки», что собираюсь переезжать в другое место и поэтому увольняюсь, он выслушал меня с неопределённым выражением лица. В этой неопределённости смешались и удивление, и растерянность.

— Вы были всегда так добры ко мне. Извините меня. — Я попросила у него прощения.

— С какого числа? — На его лице проступило полное замешательство.

Я подумала: «Надо же, какой он прямодушный человек!» и вслух ответила: «Ещё не скоро. Надо подождать, пока пройдёт выпускной у Соко в школе». Ответив, я постаралась улыбнуться. Я знаю, как важно в нужный момент найти силы на улыбку. Улыбка была неоспоримым знаком того, что увольнение и переезд — вещи окончательно решённые… Был январь. В тот день в баре было мало клиентов, и после того, как бар закрылся, мы сразу стали переворачивать барные стулья за стойкой.

— Как жалко… У меня не станет такой добросовестной хостесс…

— Думаю, сразу найдётся какая-нибудь новенькая… — с уверенностью в голосе сказала я. Он не ответил. Потом, наконец, громко вздохнул.

— Н-да… я, пожалуй, некоторое время даже объявление о вакансии не смогу дать, — сказал он так, как будто речь шла о совсем посторонних людях. — Да и бар у меня не такой большой, чтобы нельзя было справиться одному…

Я смотрела на его профиль. Узкий разрез глаз, мелкие черты лица. Чёрная рубашка-поло с эмблемой…

— Куда вы собрались переезжать? — спросил он уже более оптимистичным голосом, который меня успокоил.