Каори Экуни - Божественная лодка

Мне было семнадцать. Даже если я танцевала только в топике и короткой юбке, я тут же становилась мокрая от пота. Даже если за стеной стояли зимние холода…

Иногда ко мне подходил какой-нибудь осмелевший от выпивки парень. Я звала его танцевать. Чаще всего он, постояв рядом, спрашивал, сколько мне лет, или звал за свой столик выпить чего-нибудь, меня раздражали эти дурацкие разговоры, поэтому, не обращая на него внимания, я продолжала танцевать. Вскоре он понимал, что звать меня бесполезно, или, может, он сам терял ко мне интерес и возвращался к столику, где сидела его компания.

Танцы доставляли мне огромное удовольствие. Они придавали мне новые силы, поднимали настроение. Мне было просто весело. Я танцевала, пока не выбивалась из сил.

— Танцы вместо тренировки в спортклубе, — часто улыбался Он, когда я рассказывала о своей юности. Его красивая улыбка, дарящая мне надежду, мгновенно делала счастливой каждую клеточку моего тела, каждый уголок моей души.

Он был прав. Для меня танцы были особым спортом, заменяли тренировки в спортзале. Я танцевала до тех пор, пока тело не насыщалось движением, затем по пути в гардероб, в баре выпивала чего-нибудь холодного, чтобы освежить горло, в гардеробе вытирала пот, надевала пальто, брала сумку и, хлопнув дверью, выходила прочь. В холодный огромный Токио, где у меня никого не было. В город, который я ни любила, ни ненавидела.

Я появилась на свет в 1962 году, посреди зимы. Я выросла в центре Токио. Токио был для меня как школьный двор, где прошло моё детство. Скучным, как песочница с рассыпанным песком; казалось бы, очень маленьким, но в то же время бесконечно большим.

Ребёнком я не думала о родителях. Хотя отец ласково называл меня «Ё» вместо Ёко и часто усаживал к себе на колени, а мама, будучи домохозяйкой, сама шила мне платья и разные вещи.

С тех пор как мы с Соко уехали и стали жить, переезжая из города в город, я чаще, чем раньше, вспоминаю своих родителей.

— Ты, когда вырастешь, кем хочешь быть? — спросил как-то меня отец.

— Топо Джиджио [5] Мышонок, герой одноимённого мультфильма. , — отвечала я.

— Ух ты, Топо Джиджио, говоришь. Слышишь, мать? Наша Ёко говорит, что станет Топо Джиджио, — говорил папа маме, и она смеялась добрым и радостным смехом.

— До чего же смешная ты, дочка! — говорила она.

Мама всегда носила прямую юбку до колен и плотно сидящую блузку или свитер. И только когда она куда-нибудь выходила, она пользовалась духами «Мицуко».

В моей жизни мне достались три самых главных сокровища. Самое первое мне подарили в шесть лет. Это — пианино. Оно было полированное, чёрное, очень красивое, а если открыть крышку, чувствовался особенный запах. Запах дерева и лака.

Надо сказать честно: во всех моих поступках и проступках, которые я совершала в детстве, — и то, что я в младшей школе побила одноклассников, и то, что в старших классах покрасила волосы в ярко-розовый цвет, и история с тем, как я бросила школу, и мои многочисленные уходы из дома, и то, что я попадала в подозрительные компании, — во всём этом виновата была только я сама. Я сама была и причиной, и результатом своего поведения. Родители не были ни в чём виноваты. Я их любила. Я просто не знала, как нужно жить. Абсолютно не понимала смысла жизни.

Однажды Он сказал мне не в упрёк, а по-доброму:

— Ты очень плохо ориентируешься в жизни. Просто как будто заблудилась и зашла куда-то очень далеко.

В тот момент мне захотелось расплакаться. Чувства разом нахлынули в душу, и я ничего не могла поделать с собой. Я была всю жизнь одинока. Не смогла стать Топо Джиджио. Я ни разу не почувствовала себя несчастной, но у меня было пусто на душе. Я жила, но не знала, для чего. Как нужно жить? Для чего нужно жить? Не понимала — до встречи с Ним.

В тот день мы должны были переезжать. Утром я, мама и Махо втроём пошли завтракать в ресторан, в который обычно ходят семьями. Была отличная погода. Деревья сакуры возле остановки были все в цвету.

Я ела комплексный завтрак: горячие блинчики, сосиски и взбитый омлет. Я поливала блинчики сиропом, тесто пропитывалось, и они становились сочными.

Мы съели довольно много. Почти не разговаривали. Потому что не знали, что сказать. В ресторане было светло, вкусно пахло жареным беконом.

Мама и Махо всё доели, долго пили кофе, им приносили кофейник и доливали ещё кофе, и они всё время курили. У Махо на левой руке был браслет, и, когда на него попадали солнечные лучи, он переливался и сверкал.