Катя Гордон - Конченые

Четверть лишней жизни… Следующая остановка «Октябрьская»…

Теперь мне очень жалко этого времени. Не потому, что я нашла бы ему лучшее применение – молоко все равно бы кисло и молочные зубы выпадали – а потому, что все это время меня не было. Время было, а меня не было.

А вот теперь я почти знаю, что я есть. Знаю ровно настолько, чтобы, робко краснея, катая в руке шарик из старой жевачки, сказать:

– Я… есть, господа. Извините… В жопу… Блин…

А время смотрит на меня сверху брезгливо и говорит:

– А Я – Бог!…И меня нет!

Море замерзло, ожидая нас. Я чувствую себя сволочью из-за зажатых денег.

Футбольная команда Скворцова и Медведева проиграла. Они пьют. Пьют многозначно, по-мужски, как пьют герои фильмов, похоронив лучшего друга. В квартире Урюковой тихо. Мы доедаем сыр. Медведев, запрокинув голову, выливает себе в глотку стопку. Кино.

Зима не кончается. Она тикает снежинками, дышит впалой грудью подтаявших пустырей. Зима – это бедствие. И лыжи, и палки, и коньки, и сноуборды – фанатичная борьба за удовольствие, во что бы то ни стало – не спасут от зимы.

– Зима… – говорю я.

– Летом поедем в Крым… – мечтательно говорит Урюкова.

– Или не поедем… – Бардина затягивается.

– Мы все умрем – напоминает Урюкова.

– Ах да… – вспоминаю я.

И мы сидим тихо – и отмеряем вздохами последнее время. И ничего не будет.

Или бежать? Делать, типа, карьеру. Арсентьев делает… Вкалывает денно и нощно с самого девятого класса – обманывает себя движением в сторону «силиконовой долины». И еще достаточно большое количество наших амбициозных знакомых работает на рулон мягкой туалетной бумаги в цветок. Встречаясь, они пугаются успехов друг друга, а оставаясь наедине с собой – ужасаются бессмысленности своего оголтелого движения.

И можно, вероятно, глубоко вздохнув, разобрав всякий хлам в своей голове, проникнуться идеей успешной американской жизни с барбекью по выходным. Можно, вероятно, отравившись общением с европеизированными, сытыми недоумками, проникнуться мечтой о коллекции картин и огромной квартире на последнем этаже где-нибудь в Париже; или захотеть славы настолько, что голова перестанет работать, – и станет уже не важно что делать и как… И тогда, позабыв о Достоевском и Павлове, Адлере и Рембо, можно будет вступить в эту вожделенную мировую секту целеустремленных и успешных, счастливых во что бы то ни стало потребителей; и жизнь превратится в бесконечную стратегическую игру. Enter.

А пока – снег. И хорошо, что нет деда Мороза. Я бы долго, уныло думала, что бы ему загадать на Новый Год.

Я бегу на лыжах за наш Университет. Первая ли – последняя – зачет по физкультуре мне поставят. Бартер. Я им – сорок минут своего учащенного сердцебиения, а они мне – зачет. Я бегу. Я человек не спортивный, дыхание у меня «непоставленное».

– Спорт любишь? – наша физкультурница Пономарева (запасная сборной по баскетболу) смотрела на меня откуда-то свыше.

– Семь раз поджаться – пять раз оттянуться? Обожаю… – отвечала я.

– Побежишь? – спрашивала меня физкультурница Пономарева.

– За зачет – даже проползу! – показывала я свою готовность.

– Ползать – не надо! А ты, каким видом спорта занимаешься?

Физкультурница видела меня впервые – я прогуливала этот предмет принципиально.

– Плаванием, – наврала я.

– Ну, хорошо, – обрадовалась физкультурница, – значит дыхание поставленное.

– А лыжи есть? – на прощанье поинтересовалась она.

– Нет. Но есть купальник «Speedo». Фирменный.

Физкультурница юмора не поняла, но поинтересовалась размером моей ноги. Из – за того, что из меня целый день выплескивались лишние слова, я также рассказала ей объем своей талии, груди и «черепа по периметру».

– Эта информация мне не нужна… – серьезно сказала физкультурница и ушла.

И вот я бегу на чужих лыжах за филологический факультет. Перед глазами две параллельные полосы на белом снегу. Раз – два – раз – два. Тяжело дышать: сердце колотится везде – в ушах, щеках, стволах деревьев. Кто-то меня обгоняет – кого– то обгоняю я. В глазах плывет – не успеваю делать вдохи. Зачем я бегу? Нужно ли мне показать хорошее время? Дадут ли мне за это квартиру, или официально отпустят грехи? Бесконечная лыжня. Раз – два – раз – два. Флажки – красные точки на белом. Кто-то обгоняет. «Лыжню» – кричит кто-то. Я не сбиваю темп. Я чувствую, как сердце начинает обратный отсчет: «100 – 99 – 98…» Овцы начинают перелетать обратно через забор задами. 65 – 64 – 63… Никита роняет хрустальные слезы у моего надгробья. 44 – 43 – 42… «Лыжню!» – кричат мне в спину. Зачем я наврала про плавание? 33 – 32 – 31… «Спокойной вам ночи, приятного сна…» А что если не останавливаться – бежать до последнего счета? «Осла и козла…» Кто поручится, что дальше не то же самое – две полоски чужой лыжни. Раз – два – раз – два – муж – ребенок – климакс. 10 – 9 – 8 – 7… Бабушка закрывает дверь.