Сергей Дубянский - Кирилл и Ян (сборник)

— Она ж не понимает, дура! — Сашка сделал ещё глоток, — я ей говорю, книжки почитай, что люди умные пишут — какой Бог?.. А она говорит, читала… не, она, правда, много читает…

— Слушай, — воодушевился Петрович, вспомнив, как решал свои семейные проблемы (конечно, таких серьёзных у него не было, но какие-то ж были!..), — а ты ремнём её учить не пробовал? Знаешь, как мозги прочищает! Я со своих обормотов, бывало, штаны сниму…

— Каким ремнём? — перебил Сашка, — она ж здоровая уже; выше меня вымахала! Вон, как эти, — он повернулся к хохотавшим на чем-то студентам.

— Да, тогда ремнём поздно, — с сожалением согласился Петрович, делая очередной глоток, — значит, упустил ты момент. Тогда и не знаю… — он почувствовал, что напиток наконец-то дал долгожданный эффект — в голове всё поплыло и думать о чём-либо стало просто лень; захотелось лечь на траву, уставить лицо в безоблачное небо и… и… и всё — и просто ощущать себя живым существом.

Сашка посмотрел на часы.

— Пойду футбол смотреть, — он придвинул недопитую кружку, — на, если хочешь.

— Давай, — Петрович слил себе остатки. Кружка вновь сделалась полной, и вечер, вроде, начинался заново.

Сашка ушёл. Петрович долго смотрел ему вслед, потом перевёл бессмысленный взгляд на весёлых студентов, на мужиков, вспомнивших о производстве и гуськом потянувшихся к дырке в заборе, на деревья, на домики под ветхим шифером, на Дуськин ларёк, но увиденное не удовлетворило его. Он всё-таки сполз с ящика, и улегшись на землю, уставился в небо — огромное, голубое, будто обнимающее со всех сторон; такое доброе, способное укрыть тебя от всех невзгод…

Петрович бы так и уснул, если б рядом не раздался встревоженный голос.

— Мужик, ты чего? С тобой всё нормально?

Он нехотя повернулся и увидел двух студентов, отделившихся от уходящей группы.

— Мужик, — один из них наклонился, и видя, что Петрович не реагирует, повернулся к приятелю, — давай, поднимаем его, а то помрёт ещё.

Они подхватили Петровича и легко поставили на ноги.

— Помнишь, где живёшь? — спросил один студент.

— Тут рядом, — Петрович глупо улыбнулся, — в заводских домах, знаете?

— Знаем. Давай, отведём, пока менты тебя не оприходовали.

По узкой кривой улочке студенты потащили Петровича к серым пятиэтажкам, нависшим над садами, усыпанными яблоками, и чем ближе они подходили к цивилизации, тем бодрее чувствовал себя Петрович. Так происходило всегда, стоило ему подойти к дому — наверное, всё-таки жил в нём какой-то потаённый стыд перед женой, только просыпался он почему-то лишь когда заканчивалось спиртное.

— Сам дальше дойдёшь? — спросил студент, заметив произошедшую перемену.

— Дойду, — Петрович тряхнул головой и вдруг совсем не к месту вспомнил их с Сашкой беседу, — ты как думаешь, Бог есть?

— Бог?.. — студент опешил, — а ты чего, к Богу собрался? Так, может, зря мы тебя тащили?

Расхохотавшись, ребята пошли прочь.

— А ангелы?.. — крикнул вслед Петрович, — вы ж ангелы, да?..

— Ангелы, ангелы, — весело толкая друг друга, студенты скрылись за углом.

— Ангелы должны быть, — сказал Петрович уверенно, — а иначе как?.. — и пошатываясь, двинулся к подъезду.

Хорошо, что жил он на втором этаже — подняться выше сил ему б могло не хватить. Держась за косяк, он позвонил в дверь, и та распахнулась.

— Опять, ирод!.. — увидев мужа, Люба всплеснула руками, — да когда ж это кончится!..

Она втянула мужа в квартиру. Петрович облегчённо привалился к стене, но зная, что сначала надо разуться, попытался наклониться; правда, догадливая жена опередила его.

— Только не падай! — присев на корточки, она расстегнула туфли и помогла извлечь из них ноги. Возложив на плечо бессильную руку, довела мужа до дивана, — ложись, горе моё.

Петрович покорно повалился на бок и поджал ноги. Всё, он дома, и никто ему не страшен, ни милиция, ни новый директор, ни Бог в своём голубом небе; блаженно вздохнул и закрыл глаза, а Люба опустилась в кресло напротив и заплакала.

Подобные сцены повторялись с завидной регулярностью, словно поставленные по одному сценарию. Люба догадывалась, что ничего нового уже не будет — никакого хэппи-энда, и сама не могла понять, что же удерживает её здесь. Ведь запросто можно всё бросить и уехать, например, в Волгоград, куда дочь звала её уже целый год; еще там ждёт внучка Лизонька, а она тут… Люба смотрела на спящего мужа и не могла сформулировать, чем же она здесь занимается.

Один раз она всё-таки была в Волгограде, и явственно представив вид на Волгу, открывавшийся из окна; комнату, в которой может в любой момент поселиться, Люба успокоилась. Перестав плакать, она печально подумала — …он же совсем тут пропадёт… Она даже мысленно давно не произносила «я люблю его», хотя, скорее всего, так оно и было, не поддаваясь никакому разумному объяснению.