Сергей Дубянский: Кирилл и Ян (сборник)

Кирилл не ответил на такую пошлость, и едва машина развернулась, Ян закрыл глаза — наблюдать тусклый однообразный пейзаж не было ни интереса, ни смыла. …Исходя из ситуации, план такой — сегодня сплю с «административной подстилкой»; завтра посмотрю диск, прикину материал, а вечером…

— Аленку пригласи, — подсказал Кирилл.

— Какая Аленка? О чем ты говоришь? Вечером, по любому, на Москву! И никаких соплей! Я даже билет сейчас возьму…

— Слушай, — Ян открыл глаза, — в городе кинь меня на ж.д. вокзал — билет надо взять.

— Получается, зря прокатился? — в голосе таксист звучала неподдельная радость от чужой неудачи.

— Почему зря? — Ян не любил признавать даже крохотных поражений, — план я выполнил, а бабка с козой — это сверхзадача.

— Ну, и слава богу, — таксист разочарованно вздохнул, и оба замолчали теперь уже до самого города.

С билетами проблем не возникло; вернее, возможно, у тех, кто ездил в плацкарте они были, но Ян предпочитал, если не СВ, то хотя бы купе.

Таксист давно уехал, до семи оставался целый час, поэтому выйдя с вокзала, Ян не спеша побрел по главному проспекту, решив за неимением достойного «оживлянжа», вставить в репортаж впечатления от города.

Со смотровой площадки, где тонкую стелу венчал орден Отечественной войны, открывался вид на водохранилище, и Ян достал камеру. …Пусть хоть такой водоем будет, — он сделал несколько снимков, — вообще, вода — интересная штука; кто-то, вот, запускает «механизм» ее безумия или просто в прошлом году снега выпало больше нормы, а глобальное потепление пошло ускоренными темпами?..

— А ты сам как думаешь? — подал голос Кирилл, но Ян не ответил, чтоб не провоцировать бессмысленный поиск никому неизвестных истин.

Миновав сквер, он подошел к вождю мирового пролетариата, уверенно смотревшему в одному ему видимое, светлое будущее. Часы на башенке, венчавшей потрепанное желтое здание, показывали без четверти семь, и Ян направился к Администрации.

…Лестница к небожителям, — подумал он, но сосчитав ступени; усмехнулся, — не высокого полета птички-то, — потом поднял взгляд к флагам России и города, рядышком развевавшимся на крыше, — зато понтов!..

Из Администрации выходили мужчины и женщины, причем, в основном, парами и оживленно беседуя. …Небось, думают, что решают великие проблемы, — Ян вздохнул, — страна сплошных понтов… Он остановился в сторонке, чтоб не мешать «небожителям» спускаться с Олимпа к вверенному им народу. …С другой стороны, за годы советской власти их же научили, что главное — щеки надувать; типа, ты кто? Я, член парткома! А что ты умеешь, член? А ничего! Только рулить, поскольку «Партия — наш рулевой». Вот, до сих пор никак не отвыкнут…

Со стоянки, занимавшей почти четверть площади, стали отъезжать черные «Ауди». …И никогда, господин Президент, вы не пересадите их на «Волги» — понты-то куда они денут? И плевать всем на ваши Указы. Как все-таки правильно подмечено, что строгость российских законов нивелируется необязательностью их исполнения. Куда ни кинь — какой-то жуткий заповедник…

Алена вышла одна. Ян помахал рукой. Резко свернув, девушка, направилась к нему, и через минуту они встретились.

— Ну, привет, — Ян взял ее за руку, но не почувствовал ответного движения, — куда идем?

— Не знаю, — Алена пожала плечами, — только учтите, я даже не представляю, о чем вам рассказывать.

— Искусство журналиста в том и состоит, чтоб правильно ставить вопросы и получать нужные ответы. Так, куда? Чтоб и поесть можно было — я целый день голодный.

— А что так? — не называя конечной цели, Алена пошла через площадь, и Ян последовал рядом.

— Не успел. Я ж в прошлом году был здесь после паводка; репортаж сделал, после которого ваш вице-губернатор загремел под фанфары.

— Так это вы написали? — Алена повернула голову, и Ян впервые заметил в ее глазах подлинный интерес, — помню, шуму много было. Над судьбой бабки с козой женщины у нас рыдали.

— Писать я умею — работа у меня такая, а, вот, объясни, — Ян нащупал тему, — хоть убей, не понимаю людей, готовых утонуть вместе со своим барахлом.

— Немудрено, — Алена пожала плечами, — вы ж не представляете их жизнь. То, что вы назвали барахлом, это все, что у них есть, и они прекрасно отдают себе отчет — ничего другого у них никогда не будет, так как нет денег. Дом новый они не построят, еда — только та, что лежит в погребе, одежда — та, что висит в шкафу; все, больше ничего за душой нет! Вот, пропадет оно, и как жить потом? Бомжевать? Они спасают имущество не от жадности, а чтоб выжить в дальнейшем, понимаете? Кроме, как на себя, надеяться им не на кого.