Елена Костюкович - Цвингер

— Твое здоровье. А вот на ту тему, извини, я не хочу говорить.

— Лере ты не рассказывал? Про Георгу?

— Нет, Лере не рассказывал. И узнать Лере про Георгу неоткуда, если только ты не протреплешься. Ты единственный очевидец.

— Ну, единственный… Когда тебя там пропесочивали, сколько народу было…

— Лёдик, ну не надо же. Сказал, не хочу. Твое здоровье. Так мы не про даму, а про стену же.

— Да, про стену. Я считаю, нечего гадать, кому из них эта вавилонская, психотическая задумка примерещилась. Хрущеву или Ульбрихту. Можно еще один салатик попросить и нарезку? Да, спасибо, телятину мы в меню видели, но нет вот, нарезка и два бутерброда с килечкой.

— А что там будет выставлено?

— Где?

— В музее в подпольном.

— А. Преимущественно фотографии. Выпрыгивают из окон, выбрасывают детей и какую-то старуху.

— Как так — выбрасывают?

— Ну, выбросили. Пожарники западного сектора стоят с простынями с растянутыми. А лица у гэдээровских пограничников! Полные злобы, ненависти, тупости. Подумай, сами немцы против немцев. Не отпускали бежать своих же братьев к их общим бабушкам. Мне рассказали, один — молодой там парень, лет двадцать — пожалел какого-то малыша. Малыша разлучили с родителями. Ну, он для ребенка растянул колючую проволоку, чтобы тот провильнул. Тут его и застукало начальство. Сфотографирован тот момент.

— И что с парнем?

— С которым? Ну откуда мне знать. Под суд, конечно. Там не сказано, как с ним поступили. Лица людей в окнах. В замуровываемых. Последний раз глядят на то, на что смотрели всю жизнь, — на улицу, газетный киоск… Сейчас в середине города. Да, налей, да… В середине, там бульдозерами проутюжена в четыреста метров полоса пустая.

На полосе — крапива, крысы. Извините, можно вас на минутку? Понимаю, тогда подойдите все-таки, не забудьте, мы пока посидим. На полосе огроменные кролики.

…Да, подумал Вика, недавно видел в Берлине памятник на КПП с этими кроликами, сто двадцать их силуэтов из металла, мечутся по этой страшной памяти, по полосе.

…Кто-то бежал. Закажем графинчик? Как нет? А я говорю, закажем. Порции у них ни в калошу. Кто-то бежал. Рассказы — блеск, как у американцев в боевиках, типичные одиночки против всех. Блеск. Один автолюбитель купил низкую машину. Спортивную. Разогнал и с невестой проскочил под пограничной перекладиной. Могли бы лишиться голов. Гэдээровцы оборудовали теперь все шлагбаумы какими-то вертикальными приспособлениями.

— От каждого такого случая начинаешь сильней понимать, в каком непроходимом говне существуют все остальные.

— Мы вот сидим в дреке, а они, в отличие от нас, драпают.

— Они драпают, Лёдик. Фрицы показывают, что не тонка кишка. А мы после войны не совершаем поступков. Я ведь отважился драпать в Солопове из немецкого плена. Полез под проволоку, подрал себе спину. Потом она три месяца заживала. С партизанами снесся, фальшивые им документы фабриковал. Не боялся тогда. В заминированные подвалы в Дрездене влезать не боялся. Ну, кого я теперь боюсь, объясни?

— О чем ты спрашиваешь. Была война. На войне мы все храбрые. А теперь у всех поджилки дрожат. Я на пленуме Союза писателей выступал — дрейфил. Перед ихней хеврой секретарской. Аж трясся. Хуже, чем в Сталинграде с молитвой в партбилете. Нынче, брат, наши поступки — выпить водки. Выходит, немцы нас храбрее? Один у них удирал с моторчиком, как Карлсон, проплыл двадцать пять км под водой до Дании. Плыл в воде часов пять. Этот Карлсон…

— Знаю, шведская байка о жиртресте с моторчиком в жопе.

Я читал ее вслух Викуше. Обалденное чтение для шестилеток. Вика, впрочем, перерос. Он у нас Жюля Верна уже утюжит, прочел книжек восемь, ты видел? А про Карлсона симпатичная сказка.

— Тебе Лиля подарила?

— Да, говорит — подарю вам последний перевод. Я повез Вике и сам прочитал в поезде. На мой взгляд, неплохо. Может, полюбится нормальным детям. Понормальнее Викочки нашего. Ему только сокровища Флинта.

— То ли там в оригинале неплохо, то ли от Лилькиного перевода неплохо стало.

— Да, похоже, Лиля способна украсить что хошь. Лючия моя к Лиличке на семинар в Москву ездила. Перевод там, редактура, она в этой тематике разбирается. Ну, рассказала, что какой-то образец из Бориса Виа… (нрзб) вышел у них в сто раз лучше, чем оригинал. Может, и с шведским так. Ну где она, обещала быть в семь, уже семь тридцать, а ее нету.

— Кого нету?

— Лили.

— Так давай еще выпьем пока что. А то придет Лиля и начнет мне ладошку на стопку класть. Не дают мне пить. В квартире они вообще спиртного не держат. У тебя какие? Московские?