Кристофер Мур - SACRÉ BLEU. Комедия д’искусства

Большинство сцен в романе «Sacré Bleu» взяты из моего воображения, включая все диалоги Люсьена и Анри, но многие вдохновлены реальными событиями. Моне действительно ходил на Сен-Лазар, представлялся там как «художник Моне» и убеждал начальника вокзала поруководить паровозами, чтобы те пускали пар, а он бы его писал. И он в самом деле запечатлел свою жену Камилль на смертном одре, чтобы передать на холсте тот голубоватый оттенок, который приобретала ее кожа. Даже сегодня, если вы приедете в Живерни и зайдете в лабораторию света, которую там создал Моне, вы можете заметить темного сазана, который прячется под кувшинками: он почти невидим, есть только чуть более светлая линия — его спинной плавник. Моне и его студенческие друзья Ренуар и Базилль взаправду ходили на Салон отверженных и видели там «Завтрак на траве» Мане, и хотя последний никогда не числил себя в импрессионистах, все они признавали его «своим источником»; Моне с друзьями после смерти Мане приложили немало сил к тому, чтобы французские власти купили «Завтрак на траве» и «Олимпию» и выставили их в Лувре.

Берт Моризо и в жизни была вполне состоявшимся художником, входила в первоначальную группу импрессионистов и действительно вышла замуж за младшего брата Мане, Юджина. Но нет никаких свидетельств тому, что у них с Эдуаром существовали какие-то иные отношения, кроме весьма пристойных, и весь этот роман между ними — исключительно моя фантазия. Так же нет никаких данных о том, что у Мане был роман с его натурщицей Викторин Мёран, которая позировала для самых знаменитых его картин. В рассказе «Взгляд Олимпии» из сборника Сьюзен Вриленд «Жизненные этюды» есть великолепная сцена конфронтации между мадам Мане и Викторин; книгу эту и все превосходные романы Вриленд о художниках я вообще горячо рекомендую всем, кто интересуется биографической прозой поточнее, чем моя.

Уистлер и Мане в самом деле были друг с другом знакомы — мало того, дружили, и хотя работы обоих выставлялись на знаменитом Салоне отверженных, описанном в Главе 5, лично Уистлер там не присутствовал — он просто отправил туда картину для экспозиции, свою «Белую девушку», впоследствии переназванную «Симфония в белом № 1». Сам он в то время был еще в Биаррице, где оправлялся после отравления свинцом, которое заработал, пока ее писал. Там же он действительно чуть не утонул, работая над картиной под названием «Синяя волна»: его унесло в море, но спасли рыбаки.

У Уистлера в возлюбленных взаправду была рыжеволосая ирландка по имени Джоанна Хиффернэн, которую он прятал от своей суровой маменьки, когда та наезжала в Лондон. И он на самом деле выбросил своего зятя в окно ресторана, когда тот попробовал покритиковать Джо; говорят, Уистлер с Джо вообще лишался рассудка. Джоанна действительно сбежала с его другом Курбе и позировала для самых скандальных и непристойных картин последнего, что существовали в то время. А Курбе и впрямь скончался от алкоголизма в Швейцарии, в изгнании и нищете. Было время, когда Уистлер и впрямь писал только по ночам, а дело о клевете, в которой он обвинил Джона Раскина, сравнившего один из его ноктюрнов с «банкой краски, выплеснутой в лицо публике», в итоге действительно уничтожило знаменитого критика. Довела его до ручки не сама компенсация, составлявшая всего фартинг (четверть пенни), а судебные издержки и усилия, потребные для защиты в суде. Раскин умер через несколько недель после окончания процесса.

На Монмартре не было «Буланжерии Лессар» — да и папаши Лессара не существовало, но жил другой булочник по фамилии Мюйен. Его заведение располагалось на рю Вольтер возле Школы изящных искусств, и вот он действительно вешал у себя в булочной полотна импрессионистов и покупал у них работы, чтобы художники не голодали. Когда Париж во время Франко-прусской войны осадили, Мюйен для своих покупателей готовил паштеты из крысиного мяса. А одну картину Писсарро действительно разыграл в лотерею, как у меня в Главе 3, и девушка, выигравшая его, говорят, действительно спросила, нельзя ли ей вместо картины взять сладкую булочку.

Кстати, о Писсарро. Читая любые воспоминания об импрессионистах и постимпрессионистах, невозможно найти более восторженных отзывов, нежели о нем. Он даже сегодня известен меньше прочих своих собратьев по искусству и в свое время снискал гораздо меньше успеха. Но он был учителем, другом и наставником почти для всех. Он писал вместе с Сезанном, Гогеном, Моне, Ренуаром, Сисле и, вероятно, десятком прочих художников. Самый старший в группе, он был всегда открыт новым техникам письма, и единственным из первых импрессионистов последовал за Сёра в пуантилизм и занялся методами оптического письма, хотя по возрасту Сёра годился ему в сыновья.