Арнон Грюнберг - День святого Антония

— Я ко всему готова, — пояснила она, — теперь вы убедились?

И она снова принялась надувать пузыри, очень-очень большие. Мы еще ни разу не видели, чтобы кто-то мог надувать такие пузыри.

Поль сказал:

— Мы тоже ко всему готовы. Когда мы мчимся на велосипедах с заказами и с деньгами, у нас есть цепь, и если на нас нападут, то мы будем отбиваться цепью.

— Здорово, — сказала она, — но главное, чтобы быстро. Скорость — это главное, если на нас нападают. Нужно заранее знать, куда пинать и за что щипать. Тогда, считай, полдела уже сделано.

Какое-то время она сидела молча. За окном становилось все темнее, и дождь не прекращался.

— Можно, мы потрогаем твои волосы? — спросил Тито.

Она посмотрела на нас нерешительно.

— Ну, разве что… — сказала она, — только не больше тридцати секунд. Я начинаю считать.

Мы положили руки ей на голову. Мы не гладили ее по волосам. Мы просто приложили руки к ее голове и держали, пока она не досчитала до тридцати. Затем она объявила: «Все, хватит нежностей на сегодня».

Ей пора было идти. Она встала и сказала: «Не забудьте положить мои фото в пластиковые папки и всегда держите их при себе. Фото не должны промокнуть от дождя или пожелтеть на солнце. И когда вы будете на них смотреть, смотрите на них, словно в первый раз. Иначе я на вас больше не взгляну, и вы будете для меня словно пыль — пыль на краю дороги, по которой вы ходите».

И после этого она ушла. А мы смотрели ей вслед.

Эвальд Станислас Криг массировал спину Рафаэллы.

— Ага, вы снова здесь? — сказал Тито.

— Рафаэлла притягивает как магнит, — отозвался Криг, продолжая массаж.

— Когда же вы работаете? — спросил Поль и вдруг рыгнул.

— Поль! — воскликнула Рафаэлла. — Ну Поль!

— Будь здоров! — сказал Тито.

— Я работаю, — ответил Криг, разминая плечи Рафаэллы, — я работаю по утрам.

— Он работает над новым романом, — пояснила Рафаэлла.

Мы оба уставились на этого коротышку. Мы не могли поверить, что он может написать хотя бы одну букву, которую стоило бы прочесть.

— Тито, Поль, — сказала Рафаэлла, — сходите к перуанцу и купите курицу.

Мы заперлись в ванной и достали из кармана фотки. На одной было ее лицо, на другой — вся фигура. Все, как она обещала. Черно-белые фотки, она была на них в платье. Мы не могли разобрать, какого цвета платье. Видно было только, что красивое, с вырезом посредине. Такое платье надевают на выход, а не когда идут за продуктами или в прачечную. В таком платье выходят из машины, понимая, что сорок фотографов, увидев твое лицо, защелкают фотоаппаратами. На этих фото она смотрела свысока. Мы специально употребили это слово. Именно так она смотрела — свысока. На обороте она надписала свое имя: Кристина Андреа. И подчеркнула. Мы спрятали фото в конверт, потому что пластиковых папок у нас не было.

После этого мы отправились к перуанцу.

— Две курочки для семейства Андино, — сказал перуанец, — а сколько будете брать сегодня вечером початков?

Он всегда говорит с нами по-испански. Мы терпеть его не можем. Мы всегда отвечаем ему по-английски.

— Мы ни в коем случае не должны потерять эти фотки, — сказал Тито. — Мы будем стоять за них насмерть, не то она посмотрит на нас, как на пустое место, и станет топтать нас, словно пыль на обочине.

Мы открыли дверь и вошли в подъезд нашего дома. Пока нас не было, они вдвоем уже накрыли на стол.

Криг сказал:

— Обычно я не ем в гостях, но с Рафаэллой все по-другому.

Он вдруг достал из кармана две двадцатидолларовые бумажки и сунул их Тито.

— Это за кур, — прошептал он.

Тито замер и уставился на него.

— Мы заплатили за них ровно семь с половиной долларов, мистер Криг, — выдавил он из себя наконец, — но это неважно, у нас дома никто не должен платить за еду.

— Бери, — прошептал Криг, — бери, тебе говорю.

— Ладно, возьми, — прошептал Поль.

А Тито вдруг сказал:

— Похоже, вы любите угощать, мистер Криг.

Лицо у мужичка просветлело.

— Вот именно, ты это точно подметил. Нет ничего приятней, чем угощать.

Мы прошли на кухню. Рафаэлла, глядя в желтое карманное зеркальце, собирала волосы наверх.

— Ну почему? — спросил Тито.

Он смотрел на Рафаэллу в упор, засунув руки в карманы. Вид у него был такой, словно он хотел подкинуть камешек, только вот у нас на кухне не было камешков.

Тито спросил:

— Почему нельзя было жить как всегда, с этими твоими поклонниками, приходящими и уходящими? Ты всегда говорила, что они нужны, необходимы, что их нужно держать впроголодь, и всегда так и делала. Почему теперь этот тип каждый день у нас, почему он разминает тебе спину в нашем присутствии, почему ты твердишь, что в него влюблена? Почему?