— Мне снимать свою кандидатуру? — спросил Джон.
— Не знаю. Дай подумать. — Он помедлил. — Ты уверен, что вне подозрений?
— Более или менее. Я ведь был в Суссексе.
— Свидетели надежные? — Да.
— В таком случае это — личная трагедия, что может принести несколько сочувствующих голосов.
— Слишком уж мерзко все это. Гордон согласно кивнул:
— Да уж. Для «Ньюс оф уорлд» [46] Воскресная газета бульварного типа.
просто именины сердца.
— Может быть, это не попадет в прессу.
— Каким образом?
— На меня взялся поработать поверенный Джеррардов. Он явно пользуется влиянием.
— Кто это?
— Питер Крэкстон.
Гордон расхохотался:
— Да. Только он работает еще на несколько газет.
— Так что ты все-таки думаешь? Снимать мне свою кандидатуру или нет?
— Думаю, что нет. Надо продолжать начатое. Плакаты отпечатаны. Разрекламировали встречи с тобой. Что скажут избиратели, если ты снимешь сейчас свою кандидатуру? Полный крах. Да. Я бы не отказывался. Ну случилось. Но это дело частное. Никого это не касается.
— Я ведь не очень в форме…
— Для человека, у которого третьего дня убили жену, ты держишься отлично, впрочем, я всегда знал, что под внешностью велеречивого адвоката скрывается не слабак. Поэтому-то и поддерживал тебя.
Из отеля «Грейт-Истерн» Джон помчался в Хакни, где сообщил своему представителю на выборах, что у него убили жену и он не хочет, чтобы это стало до выборов предметом гласности.
— Пусть голосуют за мою программу, — сказал он, — а не из сочувствия к трагедии в моей личной жизни.
В тот же вечер он выступил на митинге, где члены «Национального фронта» [47] Крайне правая организация фашистского толка; проповедует расистские и антикоммунистические взгляды.
буквально засыпали его каверзными вопросами. Паула заехала за ним и отвезла на своей «ланчии» к себе на Пэрвз-Мьюз.
В Холланд-Парк Джон выбрался только в среду, во второй половине дня, чтобы взять кое-какую одежду. В зеленоватом свете угасающего дня он вошел в дом и поспешно прошел наверх, в спальню, не глядя по сторонам, точно подгоняемый сонмом привидений. В спальне он остановился. Было непривычно тихо. Он шагнул к платяному шкафу взять чемодан, и в глаза бросилась гора одежды Клэр — юбка, две блузки, застиранное белье, скомканное вместе с колготками. Он достал чемодан, потом сел на кровать и разрыдался.
Теперь ему уже не хотелось сразу уходить из дома. Он спустился на кухню, включил отопление и приготовил себе чай. Ему захотелось есть. В хлебнице он нашел несколько ломтиков черствого хлеба, положил их в тостер. Масло в холодильнике чуть прогоркло, поэтому он намазал хлеб медом. Съел один ломтик и принялся было намазывать второй, но тут зазвонил телефон. Он взял трубку.
— Джон? — спросил женский голос. — Да.
Молчание.
— Мне надо видеть вас.
— Кто это?
— Мэри.
Он помедлил.
— Хорошо. Когда?
— Сейчас.
— Приезжайте. Я буду здесь.
Она положила трубку, и Джон тоже повесил трубку — телефонный аппарат висел у него на стене. Он взял было чашку с чаем и ломтик поджаренного хлеба, но тут постучали в дверь черного хода. Он открыл дверь, увидел Гая.
— Я шел мимо, — сказал он. — Смотрю — вы дома.
— Входите. Чай будете пить?
Гай вошел и уселся за стол, Джон долил в чайник кипятку и положил в тостер оставшиеся ломтики хлеба.
— Примите мои соболезнования, — сказал Гай.
— Элен вам рассказала?
— Вообще-то — отец. Он вдруг позвонил. Я сразу понял, что стряслось нечто грандиозное. Он ведь обычно не пользуется телефоном.
Джон подошел к столу и налил шурину чаю.
— Кто это сделал? Убийц нашли? — спросил Гай. Джон передернул плечами:
— Грабители, должно быть…
— Слишком мудрено для грабителей, не кажется? — Вот и я так подумал.
— А что Мэри? Она, наверное, совсем рехнулась?
— Она будет здесь с минуты на минуту.
— Вот уж кому дробовик по руке, а? Джон покачал головой.
— Coup de grâce [48] Смертельный удар (франц.).
был сделан из револьвера. Не могу представить себе Мэри в этой роли… Мэри с револьвером?!
— Действительно.
Джон поглядел на него, так похожего лицом на Клэр.
— Мы были не настолько уж несчастливы, как может показаться.
— Знаю, — сказал Гай. — Догадываюсь, брак — штука нелегкая.
Хотя Гай произнес это «догадываюсь» с американским выговором и одет был в свои неизменные застиранные джинсы, он не раздражал сейчас Джона, даже наоборот — Джон чувствовал к нему необычайную симпатию.
Читать дальше