Евгений Будинас - Давайте, девочки

Мишка Махлин зарделся, как от похвалы:

– Сдаю в аренду, чтобы площади не гуляли.

– Ворам, что ли?

– Ну, не совсем ворам. Бывшим сослуживцам.

Мишка Махлин работал в министерстве финансов, дослужился до замминистра, потом пролетел, создав какой-то банк, постепенно перешел в теневой бизнес.

– Твои сослуживцы хуже воров, – угрюмо сказал Мишка-Дизель. Он тридцать пять лет работал на заводе старшим электриком и теневой бизнес пролетарски презирал.

Прошли еще квартал. Город молчал.

– Ты все пишешь? – спросил Сюня. Ни одной книги Рыжюкаса он принципиально не читал.

– Пишу, – ответил Рыжюкас. – Знаешь, как в тюрьме. Надзиратель идет по коридору: «Иванов!» – «Я здесь господин надзиратель». – «А куда ты, падла, денешься?!»

Дошли до маленькой площади. За сквером раньше была их школа. Здесь всегда расставались, но перед этим подолгу сидели, никак не могли разойтись. Цепи, как и тогда, провисали на столбиках. Но сидеть на них, оказывается, неудобно. И качаться.

– Может, сообразим по маленькой? – спросил Дизель.

Сюня, зябко передернув плечами, чуть оживился.

– Рыжий должен проставить как виновник.

– Долбаки! Я же для этого вас и позвал.

Они молча двинулись в поисках ближайшей вывески.

И вдруг как-то разом обернулись.

Нет, сначала обернулся Рыжюкас.

Она стояла поодаль. Рядом с нею был все тот же чемодан.

Блин, как же это он забыл, для чего оказался на вокзале!

– У тебя очень странная манера меня встречать, – сказала она и, подойдя, решительно поцеловала Рыжюкаса куда-то в шею, крепко ее обхватив. – Это твои знаменитые друзья? – спросила, оглянувшись. – А где же ваш пятый?

Как-то слишком много он успел ей в поезде рассказать.

Маленькая улыбнулась.

Это был высший класс. И то, как вызывающе она стояла – Лоллобриджида с чемоданом, и то, как подошла, как обняла, ткнувшись в шею, как заговорила… Но когда она улыбнулась, Рыжюкас подумал, что такой лучезарной улыбки он еще не встречал. Что-то совсем банальное пришло в голову – про белоснежный жемчуг и алмазный резец.

А она еще и развернулась к друзьям, уже и без того офонаревшим. Царственно крутнулась, всех сразу озарив. Так поворачиваются софиты на съемках, выхватывая лица актеров из темноты.

– Здрасте. Меня зовут… Лен. Вот он, – тут на Рыжюкаса снисходительный взгляд, – называет меня Венец Творения.

– Мы знаем, – сказал Сюня, пока остальные придумывали, что сказать.

Они знали.

Про венец творения это она лихо сочинила. Сразу как припечатала. А может, он и действительно сказал что-то такое в поезде?

– Это дочь? – придя в себя, спросил Мишка-Дизель у Рыжюкаса.

– Внучка, – ответила за него Маленькая. – Боже мой, какие же бестактные мужчины твои друзья!..

– Ну да, – пояснил обществу Мишка Махлин. – Любимая внучка. Живой памятник при жизни.

– А я как раз вас и позвал, чтобы познакомить, – в тон ему сказал Рыжюкас.

– Только что он говорил, что позвал нас, чтобы проставить! – воинственно возмутился Сюня.

– Сюня, ты отстал от жизни, – сказал Махлин. – Сейчас у писателей только так. Идут на вокзал, чтобы снять чувиху, нарываются на мордобой, потом среди ночи вызванивают друзей, чтобы их отметелили, за что им обещают проставить, а вместо этого знакомят с «внучкой».

Присутствие Маленькой друзей заметно взбудоражило. Хвосты они распушили, и каждый теперь токовал, как глухарь. Рыжюкаса дружно оттеснили. Он сразу оказался как бы ни при чем…

Они шли по ночному городу. Мишка Махлин суетился впереди, поминутно оборачиваясь и отпуская свои плоские шуточки. Маленькая как-то сразу вписалась в их компанию, она ухватила под ручку Мишку-Дизеля и Сюню, они что-то наперебой ей рассказывали, она громко хохотала и даже подпрыгивала от восторга, не обращая никакого внимания на Рыжюкаса, который шел сзади и тащил дурацкий чемодан. Что, впрочем, было ему обещано месяц назад.

Вот все четверо остановились и засмеялись. Они снова ржали как конюхи на конюшне, они покатывались от хохота, буквально надрывая животы. Они смотрели на Рыжего, видимо что-то вспомнив, благо им всем было что про него вспомнить, чтобы хохотать до слез, рассказывая это Маленькой: ну, скажем, как он грохнулся о цементный пол, встав в прибитые Махлиным тапочки, за которые тот тогда так и не получил. Потом они пошли дальше уже совсем вместе…

А Рыжюкас, остановившийся передохнуть, четко увидел, что по пустынной вечерней улице снова идут его юные друзья, всем вместе им не намного больше лет, чем ему одному, а Ленка все так же смеется, раскачиваясь и уткнув в ладошки лицо. Их снова пятеро, и она, как всегда, не обращает на него никакого внимания.