Татьяна де Ронэ - Дом, в котором меня любили

Среди ночи раздался стук в дверь. Жермена бросилась открывать. Перед дверью стоял незнакомый молодой человек в элегантном охотничьем костюме. А рядом стояли вы, изможденный, но улыбающийся, цепляясь за руку отца Леваска. Незнакомец объяснил, что в конце дня они с друзьями отправились поохотиться в лесу Фонтенбло и наткнулись на этого человека, который, похоже, заблудился. Сначала пожилой господин не мог назвать своего имени, но через некоторое время заговорил о церкви Сен-Жермен-де-Пре, и так убедительно, что молодой охотник отвез его туда в своей коляске. Отец Леваск добавил, что тотчас узнал Армана Базеле. А у вас было удивленное и приветливое выражение лица. У меня перехватило дыхание. Лес находился в нескольких километрах отсюда. Однажды мы отправились туда с детьми, и путешествие заняло всю первую половину дня. Как, скажите на милость, могли вы там оказаться?

Я горячо поблагодарила молодого человека и отца Леваска и осторожно ввела вас в дом. Я понимала, что бесполезно вас расспрашивать, что вы ничего не сможете мне объяснить. Мы усадили вас и тщательно осмотрели. Ваша одежда была в грязи и в пыли. К обуви пристали травинки и колючки. Я заметила темные пятна на вашем Жилете. Но больше всего меня беспокоили глубокие порезы на вашем лице и ссадины на руках. Жермена посоветовала, несмотря на поздний час, позвать молодого доктора Нонана. Я согласилась. Она надела пальто и побежала за доктором. Когда он наконец пришел, вы уже мирно, как ребенок, спали, не выпуская моей руки. Я молча плакала — от облегчения и от страха, — сжимая ваши пальцы и заново перебирая события этого дня. Мы так и не узнали, что же произошло, как и почему вы оказались так далеко от города, в лесу, где вы расшибли в кровь лоб. Вы никогда уже этого не расскажете.

Доктор предупреждал, что жить вам осталось недолго, но когда это случилось, потрясение было не менее сильным. И в пятьдесят лет я ощутила, что жизнь кончена. Я осталась одна. По ночам я лежала без сна, вытянувшись на нашей постели, и слушала тишину. До меня уже не доносилось ваше дыхание, шорох простыней. Без вас наша кровать превратилась в холодную сырую могилу. Мне казалось, что сам дом удивляется, куда вы пропали. Невыносимая пустота. Вот ваше кресло, карты, бумаги, книги, перо и чернила, но вас самого здесь нет. Ваше место за обеденным столом кричало о вашем отсутствии. Розовая раковина, которую вы купили у антиквара на улице Сизо. Если ее приложить к уху, то услышишь шум моря. А что нужно делать, когда вас навсегда покидает дорогой человек и вы остаетесь в одиночестве среди привычных повседневных вещей? Как это выдержать? Вид вашей щетки для волос вызывал у меня слезы. Ваша шляпа. Шахматная доска. Серебряные карманные часы.

Наша дочь поселилась в Туре, она жила там уже восемь лет, и у нее было двое детей. Моя мать умерла несколько лет тому назад, а брат Эмиль переехал. Оставались только соседи, и их поддержка оказалась бесценной. Все были ко мне добры. Месье Гораций приносил маленькие бутылочки земляничного ликера, а месье Монтье угощал вкусными шоколадными конфетками. Мадам Паккар звала меня по четвергам на обед в свою гостиницу. А месье Эльдер приглашал по понедельникам вечером на ранний ужин в ресторан «У Полетты». Раз в неделю мне наносила визит мадам Бару. По субботам утром мы с отцом Леваском прогуливались до Люксембургского сада. Но все это не могло заполнить ту зияющую мучительную бездну, которую оставил в моей жизни ваш уход. Вы были скромным человеком, но ваше молчание оживляло огромное пространство, и теперь мне этого не хватало. Мне не хватало вашей надежности и вашей силы.

Я слышу условный стук Жильбера и встаю, чтобы открыть ему дверь. Сегодня утром особенно морозно, и я посинела от холода. Жильбер входит прихрамывая, хлопает руками и притопывает. Вместе с ним врывается порыв ветра, и меня пробивает дрожь. Он идет прямо к плите и энергично раздувает угли.

Я смотрю на него и рассказываю, что какие-то люди из префектуры пытались проникнуть в дом. Он что-то ворчит, потом отвечает:

— Не расстраивайтесь, мадам Роза, сегодня утром они не работают, слишком холодно. Мы можем весь день топить плиту, никто не заметит дыма. Вокруг совершенно пусто. По-моему, стройка на время приостановлена.

Я устраиваюсь поближе к плите, холод, сковавший тело, постепенно отступает. Жильбер что-то разогревает в грязной кастрюле. Аппетитный запах щекочет мне ноздри, в желудке начинает урчать. Почему он все это для меня делает? В ответ на мои осторожные расспросы он ограничивается улыбкой.