Олег Рой - Письма из прошлого

Развернулась и побежала к лифту. Дима наклонился, поднял ключи и закрыл за ней дверь квартиры.

Некоторое время он просто бесцельно слонялся по дому из угла в угол, а потом остановился и в голос расхохотался. Нет, ну это действительно смешно! Он-то думал, что с высоты своего жизненного и профессионального опыта видит эту девочку насквозь! Да, хороший урок преподала ему Вика, ничего не скажешь… Впору хоть идти сдавать обратно диплом, признав тем самым свою полную профнепригодность.

Он попытался сесть за работу, но сосредоточиться никак не получалось. Тогда Дмитрий встал, оделся, вышел на улицу — и с удивлением обнаружил, что весна все-таки настала. Пусть с опозданием, пусть чуть ли не в середине апреля — но наконец-то потеплело, снег начал таять, побежали ручьи, просели сугробы, зачирикали птицы… И даже дворники-киргизы уже скололи с тротуаров весь лед, оставив только неровные прямоугольники под колесами припаркованных авто, хозяева которых так и не удосужились убрать на это время свои машины.

Как ни странно, но после прогулки на душе стало не так муторно. Вернувшись в подъезд, Дмитрий открыл почтовый ящик и совсем не удивился, обнаружив внутри очередное послание.

Сначала мелькнула мысль просто выбросить письмо, не читая. Надоели эти дурацкие игры, хватит с него, и так сегодня денек — не позавидуешь… Но потом он все-таки решил распечатать письмо, возможно, в последний раз. Дома сел на диван, разорвал конверт, вынул листок в клеточку и прочитал:

«Здравствуй, Митя! Решила поздравить тебя с приходом весны. Не знаю, как тебе, а мне весной всегда хочется думать только о хорошем, вспоминать, что-то приятное… Например то, как мы с тобой подружились. Помнишь, как я тогда, осенью, угостила тебя бутербродом с копченой рыбой? Ты сказал, что тебе нравится вкус копченой рыбы, и я отдала тебе один из своих бутербродов. Ты, конечно, даже не догадывался тогда, что тот бутерброд у меня последний, и, кроме него, мне просто нечего будет есть. Но мне ни капельки не было жалко, потому что уже на тот момент я очень сильно тебя любила. Если бы я знала, как все потом обернется, и что мне придется писать тебе с того света… Но об этом мы поговорим в следующий раз, а пока до свидания.

Твоя Жанна».

Письмо было, как всегда, коротким, но Дмитрий перечитал его еще раз, затем другой. А потом отложил листок, взял телефон и набрал номер Ник-Ника.

— Мы могли бы сегодня встретиться? — спросил он. — Да, желательно побыстрее. Можно не в офисе, а где-нибудь в городе. Да, я знаю, этот ресторан. Хорошо. Постараюсь быть там через час, попробую успеть.

Из-за пробок Дмитрий немного опоздал и, войдя в зал, сразу отыскал взглядом своего супервизора, который уже сидел за столиком.

— Прошу прощения, — извинился Дима. — Давно ждете?

— Только пришел, — отвечал Ник-Ник, приподнимаясь, чтобы пожать ему руку. — Садись и рассказывай, что у тебя стряслось. Вид у тебя такой, будто ты привидение увидел. Какие-то неприятности?

— Да, можно сказать и так… — пробормотал Дмитрий, опускаясь за столик. А про себя подумал, что Ник-Ник, сам того не желая, попал прямо-таки в точку своим шутливым замечанием. Фраза из письма насчет обращения с того света не шла у него из головы.

— С работой что-нибудь? На телевидении? — видя, что собеседнику трудно самому начать разговор, Ник-Ник постарался ему помочь.

— Нет, с работой все нормально, тьфу-тьфу-тьфу, — Дима постучал костяшками пальцев по столешнице. — Скорее в личной жизни.

— Ясно, — понимающе кивнул Ник-Ник. — Что-то с Викой.

Дима поморщился.

— С Викой мы расстались, но сейчас речь не о том. Дело не в Вике, а… А в тех письмах из прошлого. Помните, я вам о них рассказывал?

— Помню, конечно. — Ник-Ник повернулся к подошедшей официантке. — Мне, пожалуйста, зеленый чай с медом. А ты, Дима, что будешь?

— Я бы с удовольствием напился, — мрачно отвечал Дмитрий. — Да Заратустра не позволяет… Давайте и мне зеленый чай, что ли… Спасибо, пока больше ничего.

— Так что с этими письмами? — поинтересовался Ник-Ник, когда они вновь остались вдвоем.

— Видите ли, тут такое дело… — Дима все еще не знал, как начать. — В этих письмах слишком много… Странного. Слишком много того, что никто не может обо мне знать.

— Так уж и никто? — покачал головой супервизор, доставая сигареты. — Ты не против?

— Что? А. Нет, конечно, курите… Я имею в виду — никто из телезрительниц… Да что там телезрительниц! В этих письмах присутствуют намеки на такие вещи, которые могли бы знать обо мне только близкие люди. Очень близкие люди, понимаете? Притом те, кто знает меня давным-давно.