Олег Рой - Три краски

В голове тут же мелькнула мысль: «А не раззадорить ли его?» Он ведь такого от нее не ожидает… Лариса почувствовала, как в ней просыпается желание показать, на что она способна, прижать этого молодого человека к ногтю, очаровать его настолько, чтобы он за ней как собачка бегал. Она никогда не умела обворожить мужчину, так, может, пришла пора попробовать?! И Лара, сделав шаг к Гере, молча взяла его за руку и повела за собой. Они закружились в танце.

Движения ее стали плавными и четкими. Она чувствовала себя богиней, пантерой – он будет в ее власти, этот сумасшедший Гера. Она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ. Вот это да! Сколько, оказывается, в ней силы! Ей казалось, все взгляды устремлены на нее. Никто не может от нее оторваться! Она красива, божественна! Неужели она способна на это?!

Лара вспомнила, как Алинка танцевала с Кириллом на новогоднем вечере. С ее Кириллом, между прочим! Вот бы вернуть этот момент, показать, на что способна она сама! Как там Алина делала?

Лара вдруг перегнулась через руку Геры так, что ее густые платиново-золотистые волосы достали почти до самого пола. В этом положении она встретилась взглядом с испуганной Варей, подмигнула ей и разогнулась, прижавшись к Гере. Ух ты! У нее получилось! Этот танец Гера теперь не скоро забудет. Об этом свидетельствовало все: и громкий стук его сердца, и то, как он смотрел на нее – уже без всяких ухмылок.

– Слушай, ты клево танцуешь! Вообще круто! Алина! – не удержался он и все же съязвил под конец.

Лара вздрогнула, услышав имя соперницы. Кем она становится? Алинкой? Пародирует ее? А что в этом плохого?

В углу, словно мышь, стояла забитая Варя. Лара подумала, что для нее, пожалуй, хватит – и так ее замучила. Надо уходить. Делать здесь больше нечего. Эта компания ее совсем не интересует, ей хотелось проверить себя, но она это уже сделала.

– Пойдем типа в туалет и свалим! – прошептала Лариса, подойдя к подруге. Варя утвердительно кивнула. Уже через десять минут девушки бодро шли по заснеженной улице.

– Ты так здорово танцевала, – сказала Варя. – Знаешь, Ларис, ты снова стала совсем другой! Чем дольше с тобой знакома, тем яснее понимаю, что вообще не знаю тебя.

– Я сама себя не знаю, – призналась Лариса, и это было правдой.

– Лара, стой! – послышалось позади. – Подожди!

Девчонки обернулись – застегивая на бегу куртку, их догонял Гера. Суматошный, с развивающейся на ветру челкой, он казался еще более нелепым, чем обычно. Лара почувствовала, как ее передернуло – неужели она несколько минут кружилась с этим типом в танце?!

Догнав их, Гера тут же накинулся с упреками:

– Куда ты убежала? Сказала бы, я бы проводил…

– Зачем? Я сама дойду, – холодно ответила Лара.

– Да понятное дело, что дойдешь. Но проводить-то можно? – промямлил он.

– Провожай! Но только это ни к чему, – безразлично ответила Лариса, пытаясь дать парню понять, что надеяться не на что. – И еще: если кому в студии заикнешься, что я чужим именем называлась, ко мне вообще не подходи. Понял?

– Понял, понял! – ответил Гера. – Хватайся! – он оттопырил локоть, и Лара предложение приняла – улицы скользкие.

Они быстро дошли до дома. Всю дорогу Лариса подбирала слова, чтобы не обидеть парня, но и как следует отшить. Она подумывала сначала сочинить легенду – про то, что переезжает, или про злого папу, который не разрешает ей ни с кем встречаться. Но затем передумала: детский сад получается, надо говорить все как есть, тем более не первый день знакомы.

В тот вечер жизнь Лары круто поменялась. Она чувствовала, что жить вообще легко. Надо просто не придавать значения серьезным вещам. Как глупо, например, расстраиваться, если на работе что-то не так. Что вообще такое работа? Это же раб-ота! Рабство! А что есть от-дых? Дыхание, жизнь! Вот чему надо придавать значение, вот что главное! Поэтому она позвонила Василию Андреевичу и попросила отгул. Директор, кажется, удивился, но не смог отказать.

Следующим вечером, сидя в ресторане, Лара пыталась объяснить американцу свою теорию свободы. Только он, кажется, ничего не понимал.

– Вот вы, американцы, гораздо легче все воспринимаете, правильно? Вы ездите, путешествуете, отдыхаете… Вот сейчас вы что делаете?

– Сижу в ресторанье… – недоумевал иностранец.

– Да нет, я же говорю не сейчас, а сейчас. Я не имею в виду, что не именно сейчас, а вообще сейчас, понимаете?

– Ньет… – вздохнул американец и почему-то с сожалением добавил: – Ви покрасились…