Ольга Эрлер: Я и мои (бывшие) подруги

Я заболела античностью, Александром, Таис, полюбила все это, жила этим страшно сказать как долго — всю свою сознательную жизнь. Как не сказать спасибо Ефремову? Он написал свой роман так, как МОГ и как ХОТЕЛ: с мудрой Таис, эпизодическим непонятным Александром, собственной философией. Мне, сверстнице главной героини, не хватало такой же молодой, неопытной, эмоциональной девушки Таис, какой была я и мои подруги, не хватало живой любви, Александра, не тенью мелькающего за углами и поворотами повествования, а определяющего его.

Свято место пусто не бывает. Сначала я стала «дописывать» роман Ефремова, заполнять пропущенные отрезки жизни, дополнять образы героев своими фантазиями, вдыхать в них жизнь.

На многие годы для моих друзей был решен вопрос подарка на день рождения. Конечно же очередную монографию про античность или новый роман об Александре. Цель моих ежегодных отпусков тоже определялась однозначно: туда, где бывал он, где разворачиваются события моего романа. Посмотреть своими глазами и «увидеть» то, что там происходило две тысячи триста лет назад.

Со временем я поумнела и осмелела, количество знаний, опыта и пропущенных через себя чувств перепрыгнуло в новое качество — то ли открылся третий глаз, то ли какой-то канал в подсознание — новая жизнь, переполнявшая меня, рвалась на волю. Года в тридцать три я купила толстую амбарную книгу, и начала писать уже совершенно СВОЕ, последовательно, с первой страницы до последней. Писать — не совсем правильное слова, скорее записывать картины «с натуры», обличать в слова то, что посылалось мне откуда-то, из глубин подсознания, опыта прошлых жизней? Не знаю…

Спустя шесть с половиной лет и пятнадцать амбарных книг я вывела слово «конец». Потом полгода перепечатывала в компьютер, еще пару лет правила и редактировала. Потом пять(!) лет, почти потеряв всякую надежду и нервы, искала издателя. Когда же моя книга под чужим, придуманным редакторами, названием и аляповатой серийной обложкой все же вышла в большую жизнь, я еще долго не могла перерезать пуповину.

Но пока я писала и редактировала свой первый и главный роман, я была счастлива этим как ничем другим! [1] Роман О. Эрлер «Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры» вышел в 2009 г издательством АСТ. Первоначальный тираж успешно распродался, и было сделано несколько допечаток.

Представьте ситуацию, милые сестры. У меня тяжелый день, недомогание или неприятности. Но стоит мне подойти к компьютеру, почитать пару страниц, и, все проходит. Я получаю свою дозу. Я счастлива попасть в мир людей, которых сама же создала, которых люблю и понимаю.

Пусть я автор, то есть слепо любящая мать, но я не могла представить, что мой роман не произведет, по меньшей мере, хорошего впечатления на других людей.

Ведь я писала его не на заказ в модном жанре или на ходкую тему, не ради денег. Я просто не могла не поделиться тем, что наполняет меня таким счастьем, во что я вложила всю душу и страсть.

Мое детское увлечение:

1. привело меня на исторический факультет университета, который я закончила;

2. вынудило на трех языках прочесть все, что смогла достать по интересующей теме;

3. написать свой роман о нем так хорошо, как я могла.

И еще одно. Писать — это огромное счастье. Если бы вы знали, какое это счастье, люди. Пишите! Наш язык дан нам неспроста. Это как мука. Из нее можно испечь хлеб насущный или элементарные блинчики, а можно сотворить чудо кулинарии из пяти слоев с пятью видами кремов и начинок. Так и язык. Кому-то для жизни хватает сленга или даже мата. Кому-то хочется выражаться богато и изысканно, кому-то необходимо создать из слов новый мир, другую действительность, в которой он — за творца! А кто-то даже может писать стихи! О, это мастерство высшего пилотажа, это искусство золотошвейки или нейрохирурга.

Вначале ведь было слово. Все неспроста…

Приняла душ, освежилась, пять минут можно жить.

Духота и жара прежние, но дело идет к вечеру, к ночной грозе, которая собьет жару. Так обещали синоптики, а я науке доверяю. На завтра прогнозировали двадцать пять градусов. Боже, что может быть лучше двадцати пяти градусов! Только двадцать четыре. Замотав мокрую голову, полуодетая, я легла на кровать, положила на живот подушку, а на нее тетрадь, чтобы продолжить мое произведение. Я пишу быстро. Едва успеваю своими каракулями записывать поток сознания, а иногда — бессознания, и именно тогда выходят лучшие места.