Ольга Эрлер - Я и мои (бывшие) подруги

Но не будем о грустном. Еще не вечер…

Она мне так представилась. Для всего остального мира — семьи, друзей, коллег, даже паспортного стола, она Светлана. И только я одна называю ее так, как она, поддавшись какому-то непонятному порыву смелости и вызова, представилась мне много лет назад.

Она сама упорно добивалась моей дружбы.

Странное начало. Я долго не могла понять, почему. Что мое так привлекло ее интерес? Может, во мне она увидела молодую себя? Или почувствовала подобие дочери, которой у нее не было. У нее два сына моего возраста. Старший — беспутный-блудливый и младший — порядочный-домашний.

Первого она любит, второго уважает. Все как в Библии. Она вообще классическая еврейская мама со всеми негативными для детей и семейных отношений последствиями.

У старшего седина в бороду, черт в ребро. Хотя черт из ребра не вылезал всю жизнь. Несмотря на то, что старший сын разменял шестой десяток, материнская пуповина еще так и не перерезана. Отсюда вся любовь-ненависть, одесский дворик или бакинская свадьба в их отношениях.

Смотри и не делай так.

Эсфирь — человек, не приемлющий скромность в значении затурканности, излишней кротости и невзыскательности, и за это я ее оч-ч-чень уважаю. Эта злополучная скромность так и проходит красной нитью по повествованию. Если так пойдет дальше, надо будет переименовать произведение в рассказы о вреде скромности.

Эсфирь горда своими несомненными многочисленными талантами и прошлыми достижениями. И правильно.

Почему бы не гордиться, если есть чем, если заслужено и по справедливости. Ее смелость, энергия, коммуникативность, ум, решительность восхитили и меня в свое время, лет пятнадцать назад, когда мы только познакомились. Она бралась за большие дела и делала их. Кто может этим похвалиться? — редкие люди. В молодости увлекалась астрономией, играла в театре и кино. А стала строителем и строила города и большие комбинаты, управляла огромными коллективами, боролась и ладила с высоким начальством. И при этом оставалась ребенком своего времени и жертвой советско-средневеково-восточного воспитания. Всю жизнь прожила с алкоголиком, навязанным ей в мужья родителями, сделала двадцать два подпольных и, когда разрешили, легальных аборта, нажила несколько инсультов и серьезных болячек.

Мы очень хорошо дружили, несмотря на тридцатилетнюю разницу в возрасте, мы понимали друг друга с полуслова, нас объединяла масса общих интересов и привязанностей. Но, даже будучи пожилой и больной, она оставалась куда более смелой, энергичной и решительной, чем я. Иногда даже подавляла меня своей энергией и превосходством.

И еще. Я не встречала более жизнелюбивого и жизнерадостного человека. Я узнала ее уже серьезно больной, преимущественно в плохом или очень плохом состоянии и самочувствии. Но никогда она не позволяла себе уныния, жалоб, охов и ахов. Просто гейзер какой-то, а не человек. А эрудиция, находчивость и живость рассказов!

На любую тему, как у Иисуса, у нее находились притчи.

Любая мысль иллюстрировалась байками из собственной богатой жизни. А юмор — Жванецкий рядом померк бы.

От нее я узнала страшную историю ее изгнания из бакинского рая. В те времена развала СССР в республиках пылал национализм, происходили «этнические зачистки».

Тогда первый раз в жизни Эсфирь порадовалась наличию и содержанию пятой графы в своем паспорте. Ей повезло, что она оказалась не армянкой. Именно от них самым брутальным образом избавлялись бывшие соседи и друзья. А ведь на востоке сосед чуть ли не важнее родственника!

Соседи присматривали за детьми, практически коллективно растя их, поочередно кормили-угощали целые дворы, переженивали своих детей, помогали продвигаться по служебным лестнице или карабкаться по строительным лесам карьеры, выручали из беды — мыли друг другу руки.

Рахиль носа не показывала из дому. А если приходилось выходить по неотложному делу, показывала паспорт разъяренной толпе бывших людей, искавших себе очередную жертву для удовлетворения низменных национальных инстинктов. Страшно…

Довольно долгое время она была единственным человеком, с кем я могла вести глубокие интеллектуальные беседы на отвлеченные темы. Где какая рыба и почем — такие разговоры интересуют меня куда меньше. Она много помогла мне одним своим присутствием, советом и человеческим участием. Были времена, когда Эсфирь оказывалась для меня единственной моральной поддержкой в жизни. Я благодарна ей за это, как никому другому.