Альберто Васкес-Фигероа - Айза

— Это Рамиро Галеон, — пояснил Акилес Анайя, когда женщины рассказали ему о визите. — Младший из Галеонов, девяти братьев — конокрадов, воров и убийц, хотя, к счастью, в живых осталось шестеро. — Он отрезал огромный кусок мяса, сочного, с кровью, потому что они ужинали, и ему нравилось, когда оно было приготовлено именно так, и Аурелия это знала. — Один из них, Гойо, похваляется тем, что убил по меньшей мере двести человек, это самый страшный человек в льяно. — Старик медленно жевал свое мясо. — У Рамиро тоже длинная история, но в последнее время он поуспокоился, стал управляющим и правой рукой Кандидо Амадо.

— Они завтра вернутся.

— Я буду их ждать. И очень ясно дам понять, чтобы катились обратно. — Акилес показал на тяжелую винтовку, висевшую на трубе. — У меня в голове давно вертится мысль расквитаться с Амадо или, на худой конец, с Галеоном.

— Почему?

— Они уже увели у меня столько скота, что даже тысячи их поганых жизней не хватило бы, чтобы расплатиться. Не хватало еще, чтобы они мне тут тигрили вокруг дома.

— Тигрили? — удивилась Айза.

— Кружили, вынюхивали, надоедали, вредили… Какое слово употребить — значения не имеет. Важно не дать им воли, потому что это тот еще народ!

— Не ищите себе неприятностей!

Старик повернулся к Аурелии, от которой исходило предостережение.

— В льяно, сеньора, самый верный способ нажить неприятности — это нежелание нажить неприятности. Это суровый край, и, если ты не противостоишь трудностям или людям, тогда рано или поздно они начинают напирать на тебя. — Казалось, у старика внезапно пропал аппетит (обычно он на него не жаловался), и, отставив от себя тарелку, он начал сворачивать очередную свою желтоватую и вонючую сигарету. — Кандидо Амадо знает, что ему запрещено приближаться к дому. Так всегда было и так будет, пока «Кунагуаро» принадлежит Баэсам.

— Но так недалеко и до перестрелки!..

— С каждым говори на его языке, — рассудительно сказал льянеро. — А свинец — единственный язык, который понимают угонщики скота.

— Всегда можно договориться как-то по-другому.

— Послушай, сынок! — на этот раз старик обращался к Себастьяну. — Если бы все понимали, когда стараешься им что-то втолковать, вы бы так и жили на Лансароте, ваш отец не погиб и вам не пришлось бы переплывать океан на игрушечном кораблике. Я пытаюсь научить вас выживать в саванне, и вы должны ко мне прислушиваться, а то попадете как кур в ощип: как ни кукарекай, будет поздно.

— Но мы просто устали от насилия!

— Насилия? — удивился льянеро. — Я слышал, что в Европе миллионы людей поубивали друг друга самым жестоким и нелепым образом, а ты называешь насилием то, что я угрожаю подстрелить нескольких конокрадов? Ну и ну! — воскликнул он. — Вот то — насилие. А в наших краях, где рычат тигры и в реках подстерегают кайманы, это не насилие, это естественно.

— Возможно, вы и правы, — согласился Асдрубаль.

— Еще как прав, паренек! Еще как прав, — настаивал Акилес Анайя. — Это вы, европейцы, только что явили миру пример варварства, который человечество еще не скоро забудет. Поэтому не надо говорить, будто мы в наших странах «творим насилие», так как время от времени улаживаем наши дела с помощью стрельбы и ножа.

— Согласен, — сказал Асдрубаль. — Но я убил человека… и уверяю вас, что этого уже никак не забыть.

— Мы могли бы проговорить на эту тему всю ночь, — ответил старик. — Но если я позволю Кандидо Амадо или Рамиро Галеону приблизиться к дому, я подвергну дом опасности и вдобавок нарушу приказ хозяйки. — Он зажег свою сигарету, и помещение стал заполнять густой и почти осязаемый вонючий дым. — А этого я делать не намерен. Так что — свинец!

— Нет такого свинца, который сразил бы Рамиро Галеона, — вступила в разговор Айза.

Повисло молчание, тревожное, ледяное молчание, которое обычно сопровождало слова Айзы, когда она роняла их бесстрастным голосом. Невольно казалось, что это не она, а кто-то другой говорит ее устами.

— Повтори-ка, — нарушил молчание льянеро.

— Я сказала, что нет такого свинца, который сразил бы Рамиро Галеона.

— Откуда ты знаешь?

Девушка пожала плечами:

— Знаю.

— Ладно, — не моргнув глазом согласился Акилес Анайя. — Если его не убьет свинец, когда настанет время, я отолью пулю из золота. У меня еще сохранилась одна морокота из тех, что я выиграл на Кунавиче, она разнесет ему сердце на десять частей.

— Бесполезно, — уверенно сказала Айза Пердомо. — Ни свинец, ни золото, ни железо, ни бронза… — Она покачала головой. — Ни один металл! — уточнила она. — Никакой металл не причинит ему вреда.