Иштван Эркень - Путь к гротеску

Прохоцки радостно поддался движению толпы. Задерживался вместе с остальными то у одной, то у другой витрины и разглядывал то же, что и они. Правда, ему нужно было купить всего лишь подкладку к пальто из какого-нибудь дешевого отечественного меха, да и то лишь в угоду настойчивому желанию Ирмы; однако и приданое для новорожденных, и парфюмерные товары, и дамские шляпки, и даже предметы санитарии и гигиены вызывали в нем интерес. Это праздное созерцание наполнило его душу ностальгически-сладостным счастьем.

Кто лучше его знал, сколь прекрасной и элегантной, изысканно великолепной была эта улица! Да и не улица, а какая-то другая, более возвышенная категория — символ, ранг, то есть, как говорится, особое понятие. Какая обувь, какие кожаные сумки, горностаевые накидки, лыжные свитеры и подвенечные букеты, всевозможные испанские вина и крабы за стеклом витрин! А какие женщины — нарядные, благоухающие, с изящной походкой — и плечистые, бравые мужчины истерли до гладкости плиты этой мостовой! На всех языках мира слова «улица Ваци» имели вес. «Где изволили приобрести сию шубу?» — «У скорняка с улицы Ваци». И это придавало вещи особый ранг, примерно как среди лордов наибольшим почетом пользуется тот, кто получил свой титул от самого древнего короля.

Теперь всему этому конец. Другие люди, другие товары, другие витрины. Незнакомые фирменные вывески, за которыми кроются прочные, но малопривлекательные массовые товары. Плохое размещение ассортимента, безвкусные декорации, неумелое оформление витрин. Прохоцки бросал по сторонам колючие взгляды, медленно продвигаясь вместе с людским потоком вдоль той стороны улицы, напротив которой когда-то помещалась «Сибирская куница». Он остановился перед крохотной, тесной витриной, где были выставлены накидки из голубого песца и свалявшийся соболий мех не первой свежести, когда узкая дверь вдруг распахнулась и чей-то голос воскликнул:

— Ба, кого я вижу! — И из магазинчика вместе с облаком спертого воздуха выскочил толстый юркий человечек из той породы людей, что и летом, и зимою одинаково обливаются потом. — Очень-очень рад, господин Прохоцки.

Прохоцки отнюдь не очень радовался этой встрече. Толстый человечек оказался не кто иной, как Ш. Вайсбергер, его опаснейший противник в былые времена. Вайсбергер, к примеру, не гнушался рекламой в кино и газетах — от таких ярмарочных способов фирма «Прохоцки и сын» неизменно воздерживалась, — заламывал бешеные цены и вдобавок ко всему обманывал покупателей. К сожалению, особенность скорняжного дела заключается в том, что покупатель лишь годы спустя обнаруживает, что его надули. Вследствие всех этих причин заведение Ш. Вайсбергера стало процветающим и завоевало широкий круг покупателей не только среди нуворишей и евреев-банкиров, — даже в числе исконных клиентов «Сибирской куницы» отыскались неустойчивые семейства; ослепленные блеском мраморных прилавков и угодливой лестью Вайсбергера, они подались на его сторону.

— Я смотрю, вы открыли свое заведение, — сказал Прохоцки и не поскупился на вежливую улыбку бывшему конкуренту. Тот смерил старика испытующим взглядом.

— Лучше бы мне этого не делать! Вам, наверное, тоже доводилось читать, что теперь мелкое ремесленничество якобы поощряется… И я, глупец, поддался на эту удочку.

— Ну, что вы… — сказал Прохоцки. — Открыть свой магазин — это же великое дело!

— Это, по-вашему, магазин? — Вайсбергер махнул рукой назад, в сторону вонючей дыры. — Разве это достойно имени Вайсбергера?

— Какова цена этой накидки? — Прохоцки указал на песца. Испытующий взгляд Вайсбергера сделался подозрительным. Вместо ответа лавочник начал жаловаться: расходы большие, налоги еще того больше, а денег у покупателей и вовсе не стало…

— Вас тоже эти думы одолевают? — он бросил на старика озабоченный взгляд.

Теперь, однако, Прохоцки счел за благо пропустить вопрос мимо ушей и продолжал допытываться насчет цены песца.

— Ах, какая разница, за сколько я его продаю! Клянусь, тут и сотни не подзаработаешь. Может, желаете осмотреть заведение? — спросил Вайсбергер, сдабривая каждое слово, как вкусовой приправой, капелькой пота,

— Да нет, я просто прогуливаюсь, — уклончиво ответил Прохоцки и, кинув еще один уничтожающий взгляд на потертых соболей, со словами: — Прощайте, Вайсбергер, — приподнял шляпу и тем самым избежал рукопожатия.

Прохоцки двинулся дальше. Пройдя несколько метров, у бывшего знаменитого парфюмерного магазина «Хорват и Штовассер» он вдруг ускорил шаги и, даже ни разу не взглянув на противоположную сторону улицы, постарался как можно скорее покинуть эту опасную территорию.