Так я добрался до города Скайкомиш. Единственным местом, где можно было более или менее прилично поесть, была «Небесная закусочная». Жители, скорее всего, верили, что название их города связано с небесами, хотя оно, как и многие подобные названия, было просто вывернутым на англоязычный лад названием исчезнувшего индейского племени. Поскольку соседний городишко находился достаточно далеко, я решил подкрепиться основательнее и заказал себе рагу, спагетти и чесночный хлеб. Поев, немного посидел, давая пище утрястись в желудке, а затем вернулся на дорогу.
Очередной дорожный столб встретил меня цифрами 56. Значит, я прошел почти двадцать пять миль и все — в гору. На них появилось указание высоты над уровнем моря. Еще ощутимее свидетельствовали о ней ноющие икры ног. Первой была отметка в 1500 футов. Там же я впервые увидел на дороге снег.
К вечеру мои ноги гудели, и каждый шаг отзывался болью. Я начал присматривать место для привала. Дорогу окружали крутые лесистые склоны. Забираться на них и искать ровный пятачок, чтобы ткнуть туда палатку, мне не хотелось. Я продолжал ковылять и через час серьезно задумался над тем, сколько еще протяну. Отругал себя за то, что не остановился раньше. Даже появилась дурацкая мысль вернуться назад, туда, где я в последний раз видел место для стоянки. Но идти назад целых семь миль я был не в состоянии. К тому же эти мили дорого мне достались. И я потащился вперед, надеясь на удачу.
Очередной дорожный столб сообщал, что теперь я нахожусь на высоте 1800 футов над уровнем моря. Всего триста футов, а снежный покров на дороге и окрестных горах стал заметнее. К моим ногам были применимы все эпитеты усталости. Они горели, саднили, ныли. Я тяжело дышал, выдыхая ртом и выпуская струйки пара. Еще немного, и я просто рухну на обочину. И вот тут-то я в сумерках увидел щит палаточного лагеря Десепшн-Фоллс. Я облегченно вздохнул.
Я перешел на противоположную сторону дороги и перешагнул через цепь, загораживающую вход. Объявление извещало, что в это время года лагерь закрыт. Стоянка пестрела знаками «Вход воспрещен», но ничто не могло меня остановить. Моим ногам было плевать на правила. Ночь я проведу здесь.
Разумеется, все туалеты были закрыты. Я двинулся по мокрой дорожке. Шум реки и грохот водопадов перекрывали все остальные звуки. Между деревьями весело зеленел мох, кое-где присыпанный снегом. Мох покрывал все. Наверное, если я задержусь тут дольше, чем на одну ночь, он поглотит и меня.
Водопад не отличался высотой, но множество каменистых уступов заставляли воду нестись с каким-то остервенением. На деревянном щите, врытом в землю, указывалась сила, с какой вода падает вниз. Мне эти цифры ничего не говорили. Чуть ниже я увидел цитату:
«Нет ничего слабее воды, но ничто не способно противостоять ее напору».
Лао-цзы
Еще ниже красовались нацарапанные несмываемым маркером слова:
«Все водопады временны. Когда-нибудь исчезнет и этот, и плавное течение реки даже не будет напоминать о нем. Со временем исчезает все».
«Еще один доморощенный философ», — подумал я. Вероятно, он прав, но только за нашу с ним жизнь этот водопад никуда не исчезнет.
Таблички с запретом ставить палатки попадались мне и здесь. Это время года не располагало к пешему туризму в таких местах. Едва ли сюда наведываются какие-нибудь проверяющие. Но чтобы не искушать судьбу, я отошел в сторону и выбрал уголок, который с дорожки не просматривался. Снял рюкзак и принялся устанавливать палатку.
Внутри палатки было значительно теплее, чем снаружи, но звук водопада проникал и сюда. Я расстелил матрас, развернул спальный мешок. Увы, ни о каком мытье ног не могло быть и речи. Я просто разулся и помассировал икры. Водопад заглушал не только звуки, но и мои мысли. Впервые за все эти дни я крепко заснул.
«Сегодня я случайно столкнулся с человеком, которого по ошибке принимал за своего друга. С иудой Ральфом. Предатели — самые низшие из всех тварей, презираемые теми, кого они предали, и тайно ненавидимые теми, кому служат».
Из дневника Алана Кристофферсона
Меня разбудили странные голоса. Люди говорили не по-английски. Возможно, по-немецки или по-литовски. Как звучит литовский, я вообще не знаю; почему мне так подумалось — тоже. Вскоре голоса смолкли.
Даже после ночи отдыха ноги болели, а я ведь вытянул их настолько, насколько позволял спальный мешок. К утру в палатке стало прохладнее. На синтетических стенках собралась влага, готовая вот-вот упасть крупными каплями. Я сел, стараясь не задевать стенок, но все-таки задел и получил холодный душ.
Читать дальше