Жильбер Сесброн - Елисейские поля

Надпись на памятнике павшим наглядно иллюстрировала демографический спад: в первой мировой войне погибло двадцать семь человек, во второй трое.

— Это была совсем другая война! — объяснил отец.

— Почему? На ней что, не убивали?

— Убивали, и гораздо больше. Но… Да прекрати наконец умничать!

Кафе под названием «Почтовое» могло бы с тем же успехом называться «Школьным», «Церковным» или «Муниципальным»: все это умещалось на единственной площади — так обычно дети рисуют город. Бертжевали зашли выпить по стаканчику («И гренадин для малыша, пожалуйста!») с намерением «разговорить» хозяина кафе. О-о! Бертжеваль теперь не тот, что прежде. Вы бы посмотрели лет десять назад: едва хватало двух залов («О свадьбах я уж и не говорю!»). А теперь удается продать от силы тридцать бутылок красного за целый день…

— Красного? — переспросил малыш. — Он что, красками торгует?

— Да помолчите же! — одернула его мать: при посторонних, будь они даже столь низкого звания, она всегда обращалась к детям на «вы».

— А что это за усадьба там, на холме?

— Замок? — уточнил «торговец красками». — Он продается, и давно уже.

— Кто же его владелец?

— Некий Леви-Дюран. А до этого он принадлежал барону Додману. Все они нездешние… Еще раньше? Господи, я и не припомню! Вот мой отец, он сказал бы вам…

— А Бертжевалей никогда не было?

— Как?

— Я спрашиваю, не было ли владельцев с фамилией Бертжеваль: по названию замка и поселка?

— Может, когда и были.

Малыш открыл было рот. «Опять» — сурово сдвинув брови, отец пресек очередной наивный вопрос.

— А как по-вашему, — снова заговорил он после непродолжительной паузы, — ремонт там потребуется значительный?

— Где это?

— В усадь… в замке.

Госпожа Бертжеваль бросила на мужа встревоженный взгляд. Хозяин кафе поднял глаза к потолку, как бы производя в уме сложные подсчеты, почесал затылок, покачал головой и наконец изрек:

— Да как вам сказать…

Из этого госпожа Бертжеваль заключила, что ремонт потребуется капитальный, а муж ее — что совсем небольшой.

Они еще не раз приезжали в Бертжеваль (департамент Шер): сначала с фотоаппаратом, затем со складным метром, потом с архитектором и, наконец, с нотариусом. Все это время почти каждый вечер после привычного «Марш спать!» и рассеянных поцелуев родителей мальчик слышал, как там, за тремя дверьми (он крался босиком на цыпочках и осторожно приоткрывал их), раздавался гул голосов, похожий на рокот океана, то бушующего, то затихающего. В течение целого месяца он засыпал под звук подсчетов и споров.

— Но мы же все равно хотели купить загородный дом…

— Да, Андре, домик, но не замок же!

— Ну уж и замок! Это хозяин кафе его так называет.

— Налоговый инспектор, к сожалению, тоже.

— А твой загородный домик разве не потребует расходов?

— Не таких! Ты залезешь в долги.

— Ну кто сейчас не в долгах? Время такое… В мои годы, с моим положением это не страшно.

— Да? А твой друг Ледре? А наш кузен Депуа? Они ведь тоже считали свое положение надежным. Десять — пятнадцать лет стажа, и вдруг под предлогом слияния, объединения предприятий, бог знает чего еще…

— Смею надеяться, я специалист более высокого класса, чем твой кузен Депуа! — Это было у них поводом для ссор.

— Да при чем тут это? Завтра ты можешь попасть под автобус…

— Ну спасибо!

— А мне не очень-то улыбается остаться с тремя детьми на руках и кучей долгов!

— Продашь замок.

— За гроши? Хорошо еще, если удастся хотя бы вернуть то, что мы за него заплатим.

— В конце концов, я еще не умер!

— А мы еще, слава Богу, не купили этот замок.

— Но, Тереза, мы же все подсчитали, мы сможем его купить.

— Да, если продадим буквально все, не оставим себе ни сантима. А ведь его еще надо привести в порядок, обставить!

— К твоему сведению, существуют ссуды под залог!

И так часа два, из вечера в вечер: те же доводы, те же возражения, те же ответы. Обычно Тереза первой шла на перемирие, вернее, просто меняла тактику.

— Послушай, Андре, — устало вздыхала она, — ведь эти места никогда нам не нравились. Деревня ужасна, дом — ну ладно, допустим, замок — так себе. Ну зачем же?..

— Во-первых, я так не считаю. На нем…

— «Печать благородства», знаю! Никогда раньше я не слышала от тебя этого выражения, но вот уже месяц…

— Да, на нем есть печать благородства, а постепенно мы превратим его в настоящую усадьбу. Это будет делом нашей жизни.

Глаза его блестели.