Жильбер Сесброн - Мужское дело

Па собирался читать послеобеденную молитву, когда кто-то позвонил в дверь. «Господи всевышний, благодарю тебя за ниспосланную пищу и радость…» Каждый раз он читал молитву по-новому, отражая а ней события прошедшего дня. Девятилетний Сэм, задрав голову и приоткрыв рот, напряженно следил за отцом, пытаясь угадать слова по движению пухлых черных губ. «Вот вырасту большим и тоже буду придумывать молитвы и благославлять своих детей. А если стану священником… О! Нет!» Но тут Ма делала рукой знак «тсс», и Сэм замирал.

— Аминь.

Итак, Па приготовился читать молитву, когда позвонили в дверь. Звонок очень долгий: кто-то чужой.

— Иди, открой, — сказал отец Сэму. — Нет, постой, я сам.

Но мальчик уже бежал к двери. Встав на цыпочки, отодвинул засов и носом уперся в чей-то живот.

— Привет, малыш. Здравствуйте, господин и госпожа Паркер.

— Чем обязан? — спросил Па, поклонившись.

— Том Ласкин, делегат Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения.

— Ма, принеси стул. Присаживайтесь, господин Ласкин. А ты, сынок, скажи всем спокойной ночи и иди спать.

— Минутку! — Ласкин добродушно улыбнулся. — Как раз из-за этой важной персоны я и… Хотите сигару?

— Он не курит, — быстро сказала Ма.

Па опустил протянутую за сигарой руку, усадил сына на колено.

— Из-за Сэма?

(Мальчику нравилось прижиматься к груди отца. Приложив ухо к клетчатой рубашке, он прислушивался. Глухой удар, легкий удар; сердце-кузнец неторопливо трудится в своей загадочной пещере. Если биение делалось реже, Сэм начинал беспокоиться.)

— Из-за Сэма?

— Да. Завтра начало занятий. Надеюсь, вы отправите мальчика в федеральную школу…

— Нет, — проговорила Ма, придвигая стул. — Он пойдет в школу преподобного отца Джошуа, как в прошлом году.

— Как же так, госпожа Паркер? Мы добиваемся решения Верховного суда, федеральные власти ликвидируют расовую дискриминацию в школе. Начало занятий в этом году — историческая дата, а вы… Не понимаю, — вздохнул он, безнадежно уронив руки.

— Все школы одинаковые, — слабо возразила Ма.

— Простите, но вы не правы. Разве можно сравнить крольчатник преподобного отца с новой федеральной школой, где есть площадка, гимнастический зал, портик.

— Портик? — прозвенел тонкий голосок, и все взгляды устремились в сторону Сэма, который вопросительно смотрел на отца.

— Это огромная рама, на нее поднимаются по лестнице и сверху подвешиваются гимнастические снаряды канаты, шесты, трапеции. Вот что такое портик.

— Речь сейчас не об этом, — снова заговорил Ласкин. В его голосе звучала досада. — Если все чернокожие будут поступать, как вы, никогда вашим детям не видать равноправия!

— Первое право… — начала было Ма. Муж остановил ее жестом: дай сказать господину Ласкину.

— Послушайте, — Ласкин встал, — я прихожу ночью, тайком, рискую, защищая ваши интересы, в то время как вы…

— Мы не хотим, чтобы рисковал Сэм! — почти выкрикнула Ма, не глядя на Ласкина. — Он ребенок, наш единственный ребенок, — добавила она тихо.

— Иди спать, сынок. Проводи его, Ма.

Сэм уже три раза взбирался на портик по шесту, веревочной лестнице и канату, блаженно раскачивался вниз головой с ногами, продетыми в кольца… Пришлось открыть глаза. Мальчик вздохнул, протянул руку белому, поцеловал отца, ответившего ему каким-то рассеянным поцелуем, и пошел за матерью.

— Ма, а разве портик…

— Господин Паркер, я очень разочарован, — сказал посетитель, когда дверь снова закрылась, — я обошел с десяток ваших соседей, мне удалось убедить лишь половину. Но, — он сделал паузу, — предположить, что сын сержанта Паркера не окажется среди детей, которые завтра…

— К чему вы это говорите? — почти грубо перебил неф.

— Вы один в округе имеете награду и офицерский чин, у вас есть права, господин Паркер. Пуля, угодившая вам в ногу, не раздумывала, какого цвета ваша кожа!

— Конечно, — рассмеялся Па (но вдруг ощутил вспышку боли около рубца. «Эх! Хорошее было время…»).

— Помните те дни, когда, мобилизованные федерацией, мы все были равны, как братья! Так неужели в настоящее время сын сержанта Паркера не может сидеть в школе рядом с детьми других ветеранов?

— И окопавшихся в тылу? — не выдержал Па. — Не справедливо!

— Ваш сын имеет права, — Ласкин говорил, отчеканивая каждое слово, — вы же от них отказываетесь.