Array Белобров-Попов - Русские дети (сборник)

— Я тоже думаю, это они так разговаривают, — кивнула Наташка. — Просто мы их не слышим, а только видим. Ужасно хочу выучить звёздный язык! Но его вообще никто не знает. А даже если узнает, всё равно ничего не сумеет сказать. Это же как надо светиться, чтобы так разговаривать!

— Все планеты, когда умирают, становятся звёздами, — мечтательно говорила Наташка. — Вот если у нас всё-таки будет конец света, Земля тоже станет звездой. А мы все — жителями звезды. Я бы хотела, а ты?

Я, честно говоря, не очень хотел. К тому же твёрдо знал, что конца света не будет. Папа мне трижды в этом поклялся, когда я, испуганный случайно подслушанной болтовнёй соседок о грядущем параде планет, прибежал к нему выяснять, правда ли мы все скоро умрём. Он тогда сказал, дело в том, что многим людям просто не хватает образования. Особенно старикам, которые жили в тяжёлое время, много работали и не смогли поступить в институт. А то знали бы, что парады планет случаются регулярно и никакого вреда от них нет, а только красота в небе и простор для астрономических наблюдений.

Но Наташке папины объяснения я никогда не пересказывал. Она так хотела поскорее стать жителем звезды, что я решил её не огорчать. Пусть лучше от кого-нибудь другого узнает, что ничего не получится. Не в этот раз.

Снег в нашем городе выпадал редко, всего пару раз за зиму — в лучшем случае. И лежать оставался далеко не каждый год. Но санки у меня всё-таки были. Родители подарили, сказали — на всякий случай. Вдруг повезёт.

В ту зиму, когда я учился в первом классе, нам всем как раз повезло. То есть наступил день, когда я вышел из дома с санками. И сразу встретил Наташку, хотя даже не надеялся на такую удачу. Она училась во вторую смену, и встречались мы только по выходным и иногда по вечерам. Но до вечера было ещё далеко, а она всё равно гуляла во дворе.

— У нас в классе карантин! — объявила Наташка. — Мы все заболеем чумой, холерой и чёрной оспой! — И, расхохотавшись, призналась, не дожидаясь расспросов: — На самом деле просто свинка. От неё не умирают, а только превращаются в поросёнка. Но через неделю — обратно в человека, так что ты не бойся.

А я и не боялся.

Сказал:

— Даже если в поросёнка с чумой и холерой, я всё равно согласен с тобой гулять.

Из всех признаний в любви, которые мне довелось произнести в жизни, это, конечно, было самое совершенное.

Наташка его тоже оценила.

— За это я тебя покатаю, — сказала она. — Чур ты будешь мои дети, мальчик и девочка, близнецы.

Я слова сказать не успел, а Наташка уже усадила меня на санки и потащила куда-то по утоптанной за день тропинке.

— Закрой глаза! — велела она. — И чур не подглядывать.

Ехать на санках с закрытыми глазами оказалось так здорово, что у меня сразу прошла охота спорить, объяснять, что я не могу быть двумя детьми сразу, даже понарошку. Потому что я уже есть — один. Так получилось.

А потом я почувствовал, что кто-то крепко держится за меня двумя руками. И одновременно мои руки тоже вцепились в чьё-то мягкое, толстое, тёплое даже на ощупь пальто. Поэтому глаза я так и не открыл. Подумал, лучше мне не видеть, что меня действительно стало двое. Пока не увидел, не считается, а пока не считается, я как-нибудь потерплю.

Поездка завершилась в сугробе, куда Наташка опрокинула санки вместе со мной. И сама плюхнулась сверху. Крикнула: «Всё! Чур ты больше не мои дети! Ты опять один!» И я наконец открыл глаза, на радостях забыв на неё рассердиться.

Летом Наташка переехала. Не в другой город, но на противоположный конец нашего — тоже ничего хорошего. Обычно детские дружбы на этом и заканчиваются. Особенно когда нет телефонов. А у нас их не было. Не то что мобильников, которые тогда даже в воображении сценаристов фантастических фильмов возникали нечасто, но и обычных стационарных с крутящимися дисками — ни в нашем старом доме, ни в новостройке, где получили квартиру Наташкины родители.

— Мы не потеряемся, — твёрдо сказала Наташка, залезая в грузовик, набитый вещами. — Я тебе обещаю, вот увидишь.

Я ей, конечно, верил. Но думал, «не потеряемся» — это про далёкое будущее. Вырастем, станем взрослыми, пойдём в справочное бюро и найдём друг друга. Специально для этого записал в блокнот Наташкину фамилию — вдруг забуду. Приготовился жить без Наташки долго-долго, и эта перспектива так меня потрясла, что я даже реветь не стал. Не то чтобы мужественно терпел, просто не получилось. Иногда слёзы — это слишком мало, вот что я тогда понял.