Владимир Ерохин - Вожделенное отечество

Книга, которую все время сам дописываешь, додумываешь, дополняешь и не можешь от неё отказаться.

Книга-импульс.

М. Плющ

Старая дача в Лианозове. Посёлок, обречённый на уничтожение, — безжалостно наступал город. Но пока… Пока было замечательное летнее утро, буйствовала густая свежая зелень, а во дворе на лужайке – оживлённая толпа знакомых и незнакомых мне людей. Кое-кого я знала: они привели меня сюда, и один из них – Пётр Старчик – диссидент, известный композитор. Были здесь и известные художники со своими картинами и незнакомые мне люди. Кто с музыкальными инструментами, кто с чем. Сначала мы просто бродили по лужайке тут и там, а потом все это общество как-то организовалось и началось осмысленное общение. На сочной свежей траве художники разложили свои картины, и они ожили, заискрились. Хозяин дома – Владимир Ерохин – с саксофоном ходил от картины к картине, и саксофон пел об их прелести, о прелести нашего собрания, нашей готовности понять друг друга.

И мне вдруг тоже так захотелось что-то своё, самое сокровенное, неясное ещё мне самой из своих рук бережно переложить в эту прохладную свежую траву, а Володя пусть бы пел об этом на своём саксофоне.

Остановились у картин хозяйки дома – Раисы Гершзон. Тогда, по-моему, это были чуть ли не листки из ученической тетради со странными причудливыми какими-то снами, поражающие строгой отрешённостью, глубиной и высокой простотой.

— Что это? Что вы рисуете? – спросила я.

— Не знаю, сама не знаю, моя мама, она сейчас живёт в Израиле, говорит, что я рисую Израиль. Я там никогда не была.

Это потом эти рисунки станут знакомыми, привычными, а сейчас задевали странной прелестью своею.

А потом кто-то играл на альте, и чудные мелодии прямо с нашей лужайки поднимались к небу.

П. Старчик мощно пел великих поэтов, а Володя аккомпанировал ему на скрипке и флейте, и была ещё общая трапеза, а к вечеру разбрелись все по углам.

Все делалось вроде само собой. Никто ничем и никем не руководил.

В одном из уголков дома, утонувшем в сумеречном свете, я услышала молодой энергичный голос, читавший такое! такое! что я остановилась и не могла уже уйти.

Это была явно диссидентская литература, но другая, не та, которую всю я жадно прочитала за эти годы. Она была новая, свежая, другая. Это другое, новое поколение говорило о нашем прошлом, настоящем с блеском, едкой иронией, юмором, мудро и беспощадно.

— Что это? Что вы читали? – спросила я Володю Ерохина, когда чтение кончилось.

— А это я пишу книгу, это главы из книги.

Я никогда не могла забыть этого чтения. В тот день много было интересного. Но Володя, его молодость, энергия, музыкальность и эта книга! И те рисунки на траве!

Так тот солнечный день и вломился в нашу жизнь и остался в памяти и живёт в ней по сию пору.

Знакомство наше продолжалось. И я иногда решалась спрашивать:

— Ну, как книга?

— Да пишу вот. Но… некогда…

Ну и вот она, эта книга, роман с теми загадочными, как сама жизнь, рисунками Раисы Гершзон. Владимир Ерохин. «Вожделенное отечество».

Она и сейчас поражает новизной, оригинальностью, свежестью.

Мне кажется, что, вообще, само понятие романа претерпело за это время серьёзные изменения.

Ну как сейчас писать романы? Придумывать сюжеты? Но жизнь, и особенно жизнь в нашей стране в ХХ веке полна сюжетов.

Сюжетов, в которых переплетается многое: и любовь, и семейная жизнь, и политика, и КГБ, и психушки, и лагеря, и гражданская война, и стукачество, и коммунисты, коммунисты наивные, честные, чистые и те, которые своими руками душили их, и война, и попытка уничтожить религию и её возрождение, и эта жизнь, о которой пишет автор уже после разоблачений Солженицына, т.е. другая жизнь, но тоже страшная, удушающая, все разрушающая.

И дело уже не в сюжетах, а в осмыслении их.

В обычном романе читатель погружается в авторское повествование, следит за развитием сюжета, если книга интересная — надолго, если не очень — бросает её.

При чтении этой книги тоже погружаешься в авторское повествование. Но повествование это особого рода. Тут не расслабишься, не нужно вникать в перипетии чужой жизни. Это книга о тебе, о нас, о поворотных моментах в твоей собственной жизни.