Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

– Ну… да. Зачем?

– На самом деле не понимаешь?

– Нет.

– Ты же звезда. – Эти слова прозвучали как нечто само собой разумеющееся.

– Ну и что с того?

– Каждая девчонка хочет переспать… потрахаться… со звездой. – Она произнесла это с той же искренней и милой интонацией, с которой говорила с ним все время. – А любая, кто говорит, что ей этого не хочется, просто врет. Любая.

Джоджо как ни пытался, так и не смог придумать, что на это ответить.

– Любая и каждая, – через пару секунд добавила она.

Утром Мэрилин исчезла. У Джоджо было чувство, что он противен сам себе.

Пара громкоговорителей разносила слова оратора во всю длину и ширину Главного двора.

– Подумайте… подумайте об этом!.. понимаете?… Подумайте об этом хорошенько… Неужели свобода самовыражения распространяется только на общепринятые формы самовыражения? Уж не в этом ли состоит тайный смысл послания, которое университет адресует всем нам? Оно зашифровано лишь потому, что кое у кого не хватает духу выйти и сказать об этом прямо! Это был бы по крайней мере естественный поступок! Или я должен сказать – натуральный?

Этот перл остроумия даже вызвал в толпе несколько смешков. Оратор воодушевился.

– Почему писателям-натуралам позволено описывать гетеросексуальные контакты, прибегая при этом не только к прозрачным намекам, но и к прямолинейным образам? Почему им позволено описывать смазывающий секрет, выделяемый влагалищными протоками, и называть его «соком любви» – да, так они его называют: «сок любви», – а когда герой утыкается мордой в этот сочный фрукт, это называется романтической страстью?…

Смотри-ка, опять смеются. Рэнди имеет успех. Да, на хлипкой самодельной трибуне, держащейся на честном слове, установленной у главного входа в башню библиотеки, на том самом месте, с которого ректор, президенты, кандидаты в президенты и разные меценаты произносили свои речи при вручении дипломов или на церемонии посвящения в студенты, сегодня стоял Рэнди Гроссман – та-акой симпатичный и вовсе даже не пра-а-ативный. На митинг собралась толпа человек в четыреста – или даже в пятьсот? Все как один в голубых джинсах, они стояли на лужайке лицом к Рэнди. Организаторы Дня солидарности натуралов с геями попросили всю сочувствующую публику надеть в этот день голубые джинсы – в знак поддержки борьбы за права геев. Эдам тоже был в голубых джинсах. Более того, он стоял перед трибуной, футов на десять ниже, чем был установлен микрофон, и держал в руках закрепленный на свежей сосновой жерди самодельный плакат. Таких активистов, считая самого Эдама, набралось человек десять. На его плакате значилось:

В общем, докатился: стал оруженосцем при Рэнди Гроссмане. Время от времени Эдам ловил себя на мысли, что пытается опустить плакат пониже, чтобы прикрыть лицо.

– Но что мы слышим, стоит кому-то из нас начертать мелом на одной из священных дорожек Дьюпонта короткое послание миру? В этом послании нет ничего оскорбительного для тех, кто желает выразить свои гетеросексуальные чувства! Да, мы пишем и рисуем, как мы играем в эскимо, как парень берет в рот кубик льда, а затем – просто берет в рот, и как он массирует вашу простату двумя пальцами – и какую бурю протеста вызывают эти невинные рисунки у невежественных, ограниченных окружающих! Чем же это хуже бесконечно тиражируемого в изобразительном искусстве и литературе образа натурала, уткнувшегося физиономией в этот самый сочный фрукт и лижущего выделяемые телом жидкости, получая при этом перорально все известные науке бактерии и вирусы, передающиеся половым путем, а также и струи мочи?

Что ж, Рэнди действительно был в ударе: его гневные обличительные прибаутки публика встретила воплями, смехом, свистом и улюлюканьем – а Эдам тем временем в глубине души мечтал о том, чтобы провалиться сквозь землю. Вот бы разошлись прямо сейчас плиты, которыми вымощена площадка перед библиотекой, и… Впрочем, морально, да и политически он считал себя просто обязанным участвовать в этом мероприятии. Умом Эдам прекрасно понимал, что делает правое дело и выступает в благородной роли незаинтересованного участника митинга. Его участие было тем более ценным, что сам он (слава Богу) к тем, чьи права сегодня защищали на митинге, не относился. Еще чего не хватало! Стоп. Как бы не проговориться. Общественное движение под названием «Кулак геев и лесбиянок» в лице Рэнди, как одного из своих активистов, в очередной раз призвало всю прогрессивную общественность кампуса, студентов, преподавателей, администрацию, сотрудников присоединиться к Дню солидарности натуралов с геями под лозунгом «Эгей, натурал, ты в натуре тоже гей». Одной из целей этой демонстрации было стремление к тому, чтобы никто, ни один самый ограниченный и агрессивный гомофоб не мог больше разделять общество по признаку сексуальной ориентации и презрительно говорить о представителях сексуальных меньшинств «они» или «эти». Что ж, прогрессивная цель, преследуемая кем бы то ни было, является прогрессивной для всей прогрессивной общественности, к которой Эдам, вне всяких сомнений, относил и себя. Не важно, за что бороться, важно раскручивать маховик борьбы – раскручивать до такой степени, чтобы потом уже никто не мог сопротивляться накопленной в нем энергии. В итоге Рэнди припер его и Эдгара к стенке в офисе «Вэйв» и потребовал от них не просто молчаливой поддержки, но и непосредственного участия в акции. Выкрутиться не было никакой возможности. Вот и пришлось переться сюда, на площадь перед библиотекой, на то самое место, где обычно проводятся самые важные церемониальные мероприятия университета, и стоять тут не только на виду у всех, но и под прицелом телевизионщиков – Эдам видел красные огоньки на телекамерах, и ему казалось, что это не сигнальные лампочки, означающие, что камера включена, а какие-то лазерные прицелы, направленные прямо на него. Да и в любом случае, даже если главной их целью является не он, не попасть в кадр будет невозможно.