Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

Отец, никогда не бросавший слов на ветер, взялся лично перенести в общежитие два самых тяжелых места их багажа. Большую сумку он повесил на плечо и каким-то образом умудрился подхватить другой рукой тяжеленную коробку с книгами. Как ему это удалось? Да кто его знает, но если учесть, сколько физической работы этот человек переделал в своей жизни, то неудивительно, что он стал силен как бык. В брошюрке, присланной из Дьюпонта, было сказано, что приезжать в университет рекомендуется в одежде, подходящей «для заселения», и отец Шарлотты воспринял эту рекомендацию буквально: сегодня он красовался в старой выцветшей фланелевой рубахе с короткими рукавами, которую надел навыпуск поверх столь же заслуженных, неоднократно порванных и заштопанных брюк, в которых обычно ходил на охоту. Шарлотта тотчас же оглядела ближайшую часть парковки и с облегчением обнаружила, что отцы первокурсников по большей части одеты в таком же духе, как и папа: обычные повседневные рубахи, далеко не новые брюки, а в некоторых случаях и шорты… хотя некоторая разница в одежде с ее отцом все же была. Конечно, присмотрелась девушка и к тому, как одеты другие первокурсницы. Первый беглый осмотр немного успокоил ее. По правде говоря, Шарлотта опасалась, что остальные студентки явятся в университет при полном параде, хотя и надеялась на обратное. Почти все девушки были в шортах – как и сама Шарлотта. Собственно говоря, на ней были джинсовые шорты с высокой талией и хлопчатобумажная блуза без рукавов с цветным рисунком – «блузой» ужасно старомодно называла этот предмет одежды мама; с точки зрения мамы, этот «ансамбль» должен был выгодно подчеркнуть не только длинные и по-спортивному сильные ноги дочки, но и ее тонкую талию. Что касается обуви, то Шарлотта тотчас же отметила, что большинство девочек носят шлепанцы или кроссовки. Ее белые кеды не должны были казаться чем-то из ряда вон выходящим на фоне кроссовок. Другое дело мама: никто из матерей первокурсниц не мог сравниться с ней по оригинальности наряда: на ней была футболка, а поверх нее – джинсовый балахон длиной ниже колен. От полосатых кроссовок навстречу подолу балахона поднимались спортивные гольфы. За всю свою жизнь Шарлотта так и не набралась духу, чтобы высказать некоторые… ну, что ли сомнения… относительно маминых предпочтений в одежде. Подвергнуть сомнению мамин вкус было равносильно тому, чтобы оспорить ее главенство и авторитет в доме. Мама – она и есть мама, и это все, что можно сказать о ней в такой ситуации.

Мама взяла один чемодан (тот, что побольше), а Шарлотта другой. Оба они были довольно тяжелые, но то, за что взялся папа, было сродни если не подвигу, то уж, по крайней мере, рекорду. Попадавшиеся навстречу люди глазели на него – скорее всего, подумала Шарлотта, удивляясь тому, что один человек может тащить такую тяжесть; Шарлотта испытала что-то вроде гордости, но тут же получила щелчок по носу: ее взгляд упал на руку отца, которой он держал коробку с книгами. Тяжесть заставляла папу напрягать все мышцы, и при этом становилась еще заметнее, чем обычно, проклятая вытатуированная русалка… К напряженным мускулам сильнее приливала кровь, и чертова русалка вдруг покраснела, словно от смущения. А может, как раз на эту картинку они все и смотрят? Шарлотта мысленно отругала себя за то, что позволила себе усомниться в отцовском вкусе и устыдиться чего-то в его облике, в частности – русалки, однако ничего не могла с собой поделать. Чувство неловкости не покидало девушку.

Вместе с целым караваном тележек Симмонсы прошли через высокий арочный вход и каменный коридор в пятнадцать футов высотой и очутились в Малом дворе, который оказался, несмотря на свое название, квадратной площадью размером с футбольное поле, представлявшей собой сплошную зеленую лужайку, тут и там украшенную клумбами с крупными красно-оранжевыми маками в обрамлении лавандово-голубых незабудок и обсаженную кустами и старыми деревьями. Соединяя корпуса друг с другом, по лужайке раскинулась целая сеть узких пешеходных дорожек и тропинок, проложенных аккуратно, как будто они всегда были тут. Присмотревшись повнимательнее к зданиям, окружавшим площадь со всех сторон, Шарлотта обнаружила, что построены они в разное время и в разных стилях. Больше всего это напоминало старинную крепость, плац в центре которой каким-то волшебным образом превратился в уголок райских кущ со всеми полагающимися атрибутами в виде мягкой травки, разнообразных цветов и даже чистенькой, будто подметенной рощицы. Грохот, скрип, звон, скрежет и лязг перегруженных багажных тележек – все эти звуки словно рикошетом отражались от стен, из-за чего становились еще громче. Молодые люди в лиловых футболках тянули, толкали и тащили на себе груды, нет, целые горы самых разнообразных вещей. На входе в Эджертон-Хауз эти же парни грузили вещи первокурсников в лифт. Естественно, отец Шарлотты решил обойтись без этой услуги, посчитав ее провокацией. Он втащил свою ношу сам, не позволив никому на себе нажиться. Папа весь вспотел, и теперь красотка-русалка не только разрумянилась, но и залоснилась.