Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

Спрятавшаяся в вереске блондинка громко прошептала скунсу:

– Ну, блин, набегались, умаялись, твою мать!

– Боже мой, а это что – неужели жевательные конфеты? Кисленькие? И без сахара? – шепотом спросила скунс.

– Напиши за меня реферат про этого чертова Сурбарана [35] Сурбаран Франсиско (1598–1664) – испанский живописец эпохи барокко; в основном писал картины на религиозные сюжеты. – дам тебе клубничных мармеладок.

Три кашемировых свитерка столпились вокруг скунса, и представление началось: театр шепота и хихиканья давал один из своих лучших спектаклей. Этот жанр был отлично отработан охотницами на парней: присев поближе друг к другу и общаясь шепотом, якобы для того, чтобы не мешать окружающим, девчонки вели долгие разговоры, успевая не только обсудить все интересующие их проблемы, но и сделать так, чтобы их услышал весь читальный зал. Техника была отшлифована до совершенства – они смеялись шепотом, говорили шепотом, оглушали и прожевывали согласные, редуцировали гласные, и этот звуковой фон раздражал настолько, что рано или поздно кто-нибудь из пришедших действительно позаниматься наконец не выдерживал и издавал какое-нибудь тактичное, но эмоциональное восклицание вроде: «Да заткнитесь вы на хрен, мать вашу!» Шарлотту эти разговоры шепотом раздражали не меньше, чем других, даже бесили, как какой-то нестерпимый кожный зуд. Но она не рискнула ничего сказать, а подперла голову рукой и слегка прикрыла ладонью лицо: лучше сидеть тихо и не высовываться, чтобы они тебя не узнали.

Скунс с подружками устроили дегустацию своих кислых, сладких и еще черт знает каких жевательных конфет. Чавкали они при этом словно коровы, жующие жвачку, только в отличие от коров чмоканье и сглатывание слюны перемежались шепотом и хихиканьем.

– Ну что ты так в нее вцепилась?… Эй, Дувр, я тебя спрашиваю! (Неужели кому-то действительно пришло в голову назвать собственную дочь Дувром?) Присосалась, как будто во рту целый месяц ничего сладенького не было.

– А вот и не было. По крайней мере, «Сур Патч Кидз» не было. Вы слышали, все говорят, что этот жевательный мармелад – просто отрава. Ну и что, пусть отрава, зато вкусно, а оттого что жуешь отраву, еще вкуснее. Запретный плод, сами понимаете.

– Вау-у-у-у-у… не оборачивайся, но, по-моему, это… черт, как же его зовут… в общем, Как-то-его-там Клементс из команды по лакроссу.

– Где?

– Ну да, это он и есть!

– Да не оборачивайся, я тебе говорю!

– Да мне ведь тоже интересно! Смотри, а он и правда на вид ничего, вон какая фигура.

Шепот-смех, шепот-смех.

– Может, ему тоже хочется «Сур Патч Кидз»?

– А может, он заблудился? Лично я никогда еще не видела в библиотеке ни одного игрока в лакросс. Может, он не знает, куда попал? Надо пойти спросить бедняжку, не страшно ли ему тут одному.

Шепот-смех, щепот-смех.

Шарлотта умирала от желания убрать руку от лица и обернуться, чтобы посмотреть, видела ли она когда-нибудь этого парня. У нее-то как раз есть опыт общения с ребятами из команды по лакроссу…

Она даже сама не поняла, как это получилось. Мгновение – и она мысленно перенеслась в атриум отеля, где все стоят с бокалами в руках, а Харрисон суетится вокруг нее и называет ее «наша Шарлотта», а Хойт просто сияет оттого, что его девушка заставила Харрисона пускать слюнки, а она – она сама никогда в жизни не была так счастлива, она просто на седьмом небе, она чувствует себя такой красивой, такой веселой, такой остроумной, она всем нравится, а Хойт бросает на нее такой любящий взгляд…

О, Хойт! Ну не мог тот взгляд лгать! Он был искренним! Ты ведь не настолько хороший актер, чтобы так профессионально сыграть… что ты в меня влюблен…

Внезапно все вернулось к реальности, на глаза навернулись слезы, из носа тоже вот-вот потечет, в горле запершило. Ну нет, Шарлота Симмонс не могла позволить себе расплакаться при посторонних, а тем более здесь, на глазах у целого зала, и уж тем более – на глазах у скунса и трех кашемировых пуловеров, которые почти наверняка состоят в какой-нибудь студенческой ассоциации…

Хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и отчаянно сопротивляясь душившим ее рыданиям, девушка слегка повернула руку – так, чтобы ладонь прикрывала половину лица, и осторожно, сквозь пальцы, глянула на эту компанию. Все четверо – три кашемира и скунс – смотрели в сторону входной двери. Шарлотта вдруг поняла, кого они напоминают ей в этот момент: четыре енота… с черными кругами вокруг глаз… четыре енота на вечерней охоте, только цель охоты – не еда, а парни… а одна из охотниц смотрит прямо на нее! На какой-то миг любопытство победило, Шарлотта опрометчиво убрала руку и… что называется, подставилась… теперь все они могли видеть ее!