Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

Вскоре Шарлотта выпорхнула из дамской комнаты и… вот так сюрприз!.. наткнулась прямо на Хойта. А где же наша Глория? Как, и думать о ней забыл? Он смотрел прямо на нее и улыбался, и эта улыбка не была ни озорной, ни насмешливой, ни улыбкой вежливости – это была улыбка, предназначенная только ей, такая нежная и проникновенная – та, которой Хойт улыбался ей с самого приезда в Вашингтон. Шарлотту так и подмывало посмотреть через плечо, не подглядывает ли за ними мисс Крисси Сноб Сарказм, скрипя зубами от зависти. Да и есть чему позавидовать – кто бы мог подумать, что крутейший парень Сент-Рея будет так нежно смотреть на нее и улыбаться ей. Да-да, тот самый Хойт с волевым лицом и ямочкой на подбородке… ка-а-а-акой же он все-таки красивый.

Хойт переключил свое внимание на Шарлотту, передав наконец Глорию в полное распоряжение Ай-Пи. Он уже больше не называл ее по имени, а окончательно перешел на всяких «деток» и «заек» и гладил ее по плечам и рукам. А в зале тем временем становилось все более шумно… равномерный прибой разговоров, цунами смеха, крики молодых людей, напившихся словно не вином, а пьянящим живительным соком молодости… кого же они напоминают? Ах, да! Юные вакхи… да, вакхи и вакханки… Хойт подлил Шарлотте еще вина – она его вообще-то об этом не просила, но по сравнению с водкой… у-у… что ей бокал-другой вина? А ведь как здорово придумано – сравнить сент-реевских парней с вакхами нашего времени… вон один идет – вакх вакхом… вон второй – вакх, так тебя трах… Кто бы мог подумать, что к слову «вакх» так легко подберется рифма? А что она на самом деле знает о Вакхе, Бахусе… Стоп, этот диджей что, специально включил музыку громче, или музыка звучит уже внутри нее? Музыка теперь казалась такой громкой… под перебор гитарных струн Джеймс Мэтьюз пел:

Эти слова почему-то показались ей ужасно смешными.

– Зайка, ты чего смеешься? – спросил Хойт.

– Да вот… – Очередной приступ смеха не дал Шарлотте договорить. «А на самом деле… ой, я уже и не помню, что тут такого смешного, чувак».

На мгновение Шарлотта забеспокоилась, с чего бы это она стала такой забывчивой, но… какая разница? Лучше оставить все размышления и тревоги на потом… сегодня – веселимся.

Полковники неведомой карибской страны внесли десерт. Это были внушительных размеров сооружения в больших разноцветных глазированных чашах, к которым прилагались длинные-длинные серебряные ложки, и можно было есть сколько хочешь. Оказалось, что сооружения изготовлены из замороженного шоколадного мусса, украшенного сверху клубникой. Намереваясь ограничиться маленьким кусочком, Шарлотта запустила ложку в недра вазы и… ложка оказалась такая большая и такая длинная… ручка прямо как рычаг, и ложка почему-то застряла в замороженном муссе… надо нажать посильнее… и… чего и следовало ожидать. Шарлотта не смогла правильно рассчитать силу действия этого рычага. В результате шарик десерта неожиданно легко оторвался от основной массы и… упс… катапультировался в воздух. Описав изящную дугу и зависнув в верхней ее точке, как показалось Шарлотте, на целую вечность, сладкий шарик приземлился прямо ей на колени – на край платья, как раз посередине. Часть ледяной сладости размазалась по ее ногам, не прикрытым платьем, а остальное так и осталось лежать на подоле. Шарлотта просто оцепенела от ужаса. Кусок замороженного темного шоколада прямо там, практически на том самом месте! Она была готова провалиться сквозь землю от стыда.

– На, держи, вытри! – Это была Глория. Перегнувшись через колени Хойта, она протянула стакан с какой-то прозрачной жидкостью, судя по пузырькам – с содовой, и свой носовой платок.

– Давай я счищу! – предложил Хойт и потянулся своей ложкой прямо туда…

– Нет, Хойт, не надо! – Шарлотта, чувствуя себя полной дурой, но продолжая хихикать, оттолкнула его руку.

– Ну давай сама, – сказал он, протягивая ей ложку.

«Позор-то какой», – повторяла про себя Шарлотта, вычищая липкую холодную массу из… ну, в общем, практически у себя между ног.

Со стороны центрального стола вновь донесся призывный звон серебра о хрусталь. Ответная реакция изрядно захмелевших сейнтреевцев была еще более бурной, чем раньше. Все сидевшие за столами – даже некоторые девушки – похватали ножи и стали исступленно колотить ими по бокалам и стаканам. Слава Богу! Никто не обращал на Шарлотту внимания, и она смогла целиком сосредоточиться на том, чтобы счистить шоколадное пятно с самого видного и в то же время такого неприличного места. Со всех сторон на нее обрушивался нестерпимо резкий звон бокалов, приступы пьяного хохота, крики… Р-раз!.. за одним из столов послышался уже совсем другой звон – осыпающихся осколков: по-видимому, кто-то не рассчитал и слишком сильно ударил свой бокал… Р-раз!.. и второй… а потом третий бокал рассыпались на мелкие осколки под сокрушительным ударом серебряного клинка… Р-раз! р-раз! р-раз! р-раз!.. Осколки сыпались уже по всему залу… р-раз!.. Даже Ай-Пи проникся новой затеей: сначала он просто бился в конвульсиях от душившего его смеха, а затем взял свой столовый нож, перехватил его за лезвие и… р-раз!.. ударил тяжелой ручкой, как дубинкой, по большому круглому винному бокалу. Осколки разлетелись в разные стороны, как при взрыве. Все сидевшие поблизости, включая Глорию и Шарлотту, пригнулись и закрыли глаза ладонями, не без оснований опасаясь получить шальным осколком в лицо или даже в глаз, после чего Ай-Пи сказал: