Ирина Комиссарова - Школа. Остаться в живых (сборник)

И вот она бы залетела — и всем бы раззвонила, что это от Кости. Пришлось бы ему жениться. А Агнесса Львовна была бы свидетелем.

Весело, правда?

Или, например, Костя пригласил бы ее на день рождения. У него он в ноябре, он же Скорпион, как и я. Они в Контакте уже друг друга зафрендили, я видел.

Там у него написано: «в активном поиске». И у нее тоже.

А потом Агнесса Львовна пришла бы тоже и застала их в постели. Вот было бы смешно.

Почему вы думаете, что это бред? Вовсе это не бред. Ну да, нервы мне надо лечить, это стопудово. Просто вы еще не знаете, чем все кончилось.

А вот чем.

Как-то раз в ноябре у нас был сдвоенный урок истории. На первую половину Костя принес опять фильм (в этот раз ничего криминального не случилось). А после перемены он задержался где-то — может, у завуча? Приходит такой встрепанный, садится и говорит:

— Я, может быть, скоро возьму небольшой отпуск.

— А что, почему? — спрашивают девочки. Даже Митька интересуется.

— Да так. По личным мотивам. Отдохну от вас.

Это он полушутя, полусерьезно. И такой поднимается со стула, берет в руки портфель, будто собирается уйти прямо сейчас. У меня даже мурашки по спине побежали.

— А как вы будете от нас отдыхать? — Это Светка, конечно. Кто же еще.

— Ну, как-нибудь так… — он рассеянно портфель открывает — ноутик убрать.

И оттуда вываливается силиконовый член.

Силиконовый член из секс-шопа.

Он длинный, розовый, полупрозрачный.

И очень скользкий. Потому что он немедленно выскальзывает из рук. Костя его ловит — и пробует сунуть в портфель обратно. У него будто мозги отключились.

Ну да. А вы бы что с таким подарком сделали?

Тут Митька начинает так ржать, как я еще ни разу не слышал.

— Силикон, — повторяет он сквозь ржание. — Силикон!

Костя на него смотрит квадратными глазами. Делает шаг и бьет его по морде.

Сильно.

Митька с грохотом вылазит из-за стола. И тоже на него бросается. Правда, он пониже, и Костя быстро его фиксирует. Что-то они шипят друг другу, и все остальные бросаются их разнимать. Светка визжит, как дура последняя.

Мне как-то не по себе от всего этого. Я выхожу в коридор. Шум за дверью меняет окраску, как-то переливается из стороны в сторону, как по траве иногда бывает, — ну вот, зря я вам это сказал, теперь будете думать, что… в общем, я не это имел в виду. Короче, я иду прочь. Спускаюсь по лестнице. Никого мне видеть не хочется, и настроение препоганое.

Внизу охранник спрашивает, что случилось.

— Да так, — говорю я.

На улице уже прохладно. Сыплет снежок. Школа позади кажется большим дурацким кораблем, вроде «Титаника». Светится окнами. Разве что оркестр не играет.

Я иду не спеша. И почему-то оказываюсь на стоянке. Вот стоит синий «Шевроле» Константина Петровича. Белые буквы на нем смотрелись так шикарно.

Зачем я здесь?

У меня есть сигареты в кармане. Я не люблю курить, но они у меня есть. Я щелкаю зажигалкой.

От той надписи на боку «шевроле» не осталось ни полосочки, ни царапинки. Хорошо помыли.

Я выпускаю дым. Снежинки падают мне на нос.

Там, позади, хлопает дверь. Я оглядываюсь.

С портфелем под мышкой Константин Петрович сбегает с крыльца. Шагает по мокрому асфальту. Его лица не видно, и хорошо, что не видно.

А я так и стою возле его машины. И огонек сигареты виден издалека. Потому что Костя замедляет шаг, вглядывается, потом узнает меня.

— Канунников, — говорит он. — Это ты.

В его глазах почти что слезы. Это мне отлично видно. По спине у меня пробегает холодок. Надо было надеть куртку, думаю я. Его это тоже касается.

— Есть сигарета? — спрашивает он.

Прикуривает он умело. Видимо, курил раньше и бросал. Мы почти одного роста, и я гляжу на него, а он на меня.

— Скажи, Максим, — говорит он. — Как ты думаешь, почему он так сделал?

Я молчу. Мне не хочется отвечать.

— Он что, обижен на меня? Или ревнует? Так ведь у нас…

Я думаю, он хочет сказать: «У нас со Светкой ничего не было», — и все же не говорит. Значит, что-то было?

— Я, конечно, уйду теперь. А ты ему скажи… скажи, что это подло.

Ну да, он уйдет, конечно. А потом и Светка в другую школу переведется. Будто я не знаю.

— Знаешь, Макс, — говорит он вдруг. — Ты мне кажешься лучшим здесь. Я почему-то с первого взгляда это понял. Помнишь, когда Агнесса меня с вами знакомила.

Меня отчего-то бьет мелкий озноб. Я смотрю на него и не понимаю.

— Похоже, я часто ошибаюсь в людях, — говорит он. — Но больше ни о ком здесь вспоминать не хочется. Кроме тебя. Хоть ты и молчишь постоянно.