Максим Жуков - Объект «Кузьминки»

– Воздух, не буду спорить, тоже свой вес имеет. Атмосфера наша, Сергун, если представить себе Землю в виде маленького настольного глобуса, по размеру будет соответствовать тонкому слою лака для ногтей, наложенному от нечего делать на его поверхность какой-нибудь пьяной шлюхой, в ожидании заказавшего ее на дом, и загулявшего в соседней комнате с друзьями владельца: владельца этого глобуса, этого дома и, по совместительству, ее рабочего времени, щедро оплаченного им до самого утра… Если лак прозрачный, то ты его на глобусе даже не заметишь…. Вот и посуди сам, разве может этот блядский маникюр оказать на нас с тобой, Серега, серьезное и действенное влияние? Хотя он тоже давит! Давит, конечно… гипертония там всякая… Но – по сравнению со всей ВСЕЛЕННОЙ…

– Д-а-а-а…

И все это вместо того, чтобы заниматься делом: дефилировать по посту и присматривать за порядком…

Вернигора смотрел на поведение Роскошного сквозь пальцы. Сказывались Сережины родственные связи на “самом верху” и весьма ощутимый кадровый голод, всегда обострявшийся в период летних отпусков.

Несмотря на скрытую безработицу и острую нехватку нормальных рабочих мест, желающих бродить по улицам с резиновой дубинкой в нашем городе с каждым годом становится все меньше и меньше. Охранные конторы идут на разного рода ухищрения: берут без лицензий, оформляют сотрудников из дальних регионов, подтягивают не служивших в армии людей, всячески нарушая предписания и инструкции проверяющих и курирующих нашу работу милицейских органов. В общем, делают все, чтобы только не поднимать зарплаты и не улучшать условия тяжелого – и порой чрезвычайно опасного! – охранного труда.

Бог им судья.

Критиковать начальство может каждый дурак – до тех пор, пока сам не станет хоть маленьким, но начальником. Потом у критикующего обычно возникают проблемы другого порядка. Его, как правило, перестает устраивать качество человеческого материала, коим ему приходится руководить, и над которым он волею судеб поставлен начальствовать.

…В тот день Роскошный опять не вышел на работу. “Заболел”.

Замены ему, как всегда, не нашлось, и я остался на посту один-одинешенек на целые сутки. Меня, правда, обещали подменить на обед, на ужин и отпустить ночью в строго определенное время – поспать: четыре часа положенного мне непрерывного отдыха я – неслыханная поблажка со стороны нашего руководства! – проводил у себя дома, пользуясь тем, что живу неподалеку.

Целый день над Кузьминками ходили черные тучи, сверкали молнии, гремел гром. Солнечный свет, проникавший сквозь темные, мятущиеся по небу облака, был сер, сир и безблагодатен.

…В тот день поздно вечером ко мне на первый пост, – слегка поддатая и без своих “незалежных” подружек, – заявилась Оксана.

За время, прошедшее с момента нашего знакомства, я видел ее на объекте всего несколько раз. Она то беседовала с Ленкой-хохлушкой возле ее торговой точки, то пила пиво с какой-то незнакомой мне девушкой на втором посту, то тусовалась на стоянке такси с веселыми, но крайне пакостными на язык местными водилами. Однако никакого внимания на меня Оксана, как правило, не обращала. И даже ни разу, хотя бы издалека, со мной не поздоровалась.

– Работаешь? А где Охеренный твой?

– Не Охеренный, а Роскошный… Зачем он тебе? Кстати, ты что не здороваешься? Не помнишь меня, что ли?

– Да нет, помню… Забываю просто… в смысле, забываю поздороваться… – сказала она и подала мне свою худенькую миниатюрную ладошку.

Я как-то неуклюже протянул ей свою ладонь – не умею здороваться с женщинами при помощи рукопожатия – и уставился на ее обтянутые тонкой майкой рельефно-обозначенные сиськи.

– Шо, нравлюсь? – заметив мой взгляд, ухмыльнулась Оксана и слегка поморщилась: желая этим, вероятно, показать, как ей надоело навязчивое и однотипное мужское внимание.

– Заболел твой Роскошный. Расклеился. А в чем дело-то? Может, я чем могу…

– Тю, дело! он мне месяц назад бутылку водки проспорил. До сих пор не отдал.

– На что спорили?

– На то, что Ирка Волобуева, которая через дорогу пирожками торгует, ему, Винни-Пуху жопастому, даже за юбку свою подержаться не даст, не то чтобы с ним в одну люлю завалиться!

– А он?

– А шо он?! Да я, – говорит, – я же порву эту дуру, как тузик грелку, сама еще за мной бегать будет: бла-бла-бла, бля-бля-бля… А симпатичного в нем – одна фамилия… ни денег, ни места, где потрахаться…

– Ну и что?

– Шо, шо! Да ничего! Ясен пень – не обломилось ему… Пролетел, кобелина приблудная, – как талибы над Нью-Йорком, – пошутила Оксана и решительно поправила висящую на ее плече лакированную сумочку.