Майя Кучерская - Тётя Мотя

Коля упал на траву. И почти бесцветное небо опрокинулось на него. Отдышался. Жутко хотелось пить. Повернулся спросить, нет ли тут ручья, но Диня снова не было, он исчезал и появлялся незаметно. Коля приподнялся, сел на широкий, плоский камень, точно нарочно сделанный, чтобы сидеть, — и снова увидел Диня, выскользнувшего из зарослей. Старик держал в руках литровую бутылку воды, протягивал Коле. Где-то, что ли, было у него припасено? Вода оказалась теплой, почти горячей, но Коля с жадностью припал к горлышку и выпил почти все, вспомнив о Дине только под конец.

— А ты? Ты хочешь?

— Нет, пей, я нет, — отказался Динь, но потом все-таки сделал несколько глотков.

— Не хочешь сюда на камень?

— Нет, хорошо. Красиво, — Динь показал руками на солнце и море, точно бы даря их Коле.

Солнце на глазах тяжелело, опускаясь все ниже, наливаясь медью, подсвечивая набежавшие облака. Край моря внизу горел золотистым светом. Впереди, правее, высилась еще одна вершина, на которой росло единственное дерево, осыпанное сверкающими листьями. В голубой дымке на горизонте проявилась маленькая лодка с парусом, парусник скользил к берегу. Ветер вернулся, — отметил Коля. Динь стоял молча, словно бы вслушиваясь в наступающий вечер, шелест прибоя, глубину и тишину бесконечного неба.

Коле стало спокойно.

— Хорошо-то как, — улыбнулся он Диню.

— Да, — подхватил тот. — Да. И это все, — он снова обвел рукой все вокруг, — сейчас я тебе скажу, тут будем говорить, — серьезно напомнил Динь, и Коля стер с лица улыбку. — Это все — деревья, цветы, море, жара, холод, день и ночь — это Тао, Тао в них, Тао везде.

Так вот, о чем предлагал говорить этот бывший детский врач. Хотел обратить его в свою веру! Смех, смехотура-то, но Коля решил не огорчать пока деда. И место к тому же неплохое.

— Подожди, разве не Дао? Я знаю только Дао, — уточнил Коля.

Но Динь продолжал, словно не расслышав вопроса.

— Тао — во всем, Тао — мать, оно держит, и ты сильный, никто не обидит, — объяснял Динь дальше. — Смерть? Не страшно! Тао. Боль? Нет, Тао. Горе? Тао. Тао — в тебе, Тао — во мне, Тао — там, дерево, видишь? В нем Тао. Птицы — Тао.

— Тао — это жизнь? Это душа? — спросил Коля, чуть посмеиваясь про себя над косноязычными объяснениями Диня.

— Нет, нет, — покачал Динь головой строго. — Тао — покой, Тао — не знаю, как тебя зовут, никто не скажет, как зовут и все скажут. Я скажу, ты сказать, мой сын, твоя мать, все сам скажет, что Тао.

— Ммм, — задумался Коля, пытаясь понять, что имеет в виду Динь. — Каждый сам понимает, что такое Тао?

— Да-да, — обрадовался Динь, и только тут Коля заметил, что глаза у старичка темно-голубые. — Вон там, видишь?

Динь поднял голову.

— Да, облака плывут.

— Облака плывут, — повторил Динь. — Плывут, минута, две, три, и ничего, уплывут, — для наглядности Динь показал, как они уплывут, — небо, только синее небо. Утонули, да?

— Да, — улыбнулся Коля.

— Так душа, — терпеливо объяснял Динь. — Душа утонула в Тао, нет боль, нет слез, нет холод, обида, грусть, сердце тук-тук-тук — он показал кулаком, как беспокойно стучит сердце, и махнул рукой. — Нет!

Коля кивнул и поддакнул — он, кажется, действительно понял: если душа погружается в Тао, исчезает боль, и сердце перестает колотиться как бешеное, но уже не стал произносить это вслух, потому что в эту самую минуту почувствовал — тишина, глубокая, неодолимая, поселяется в нем и расширяет его изнутри. Дышать сразу стало легче. И воздух тоже сделался прохладнее, солнце пряталось за горизонт.

Коля представил вдруг: а что если и его жены, больше нет?!

— Но смерть, смерть, — говорил Коля, — когда человек умирает, не поможет никакое Тао.

— Ее нет, — отвечал Динь, наконец присаживаясь на корточки перед Колей и ненадолго повернув к нему голову, а потом снова уставившись в темнеющие воды моря. И вдруг громко засмеялся. — Жена умерла. Моя — не твоя. Но смерти нет! — он опять всхохотнул, но быстро смолк и снова заговорил серьезно. — Смерть не страшно. Не бойся, да? Ее нет.

И опять Коля почувствовал, ее действительно нет, и действительно смешно, что раньше он этого не понимал, не чувствовал. Он поглядел на вершину впереди, одинокое дерево потонуло в сизых сумерках. Ребята, наверное, вот-вот вернутся, а может, вернулись уже, ну да позвонят, если что.

Коля выудил из шорт мобильный и увидел, что здесь телефон не ловит.

— Да просто устал я. И жена меня не любит, — произнес он неожиданно для себя. — Пусть смерти нет, но от этого разве легче? Пусть все это Тао, и что? Она, может, даже изменяет мне, не знаю точно, жена. Понимаешь? И от этого больно, как ты и сказал, все равно больно, понимаешь? Другой мужик, понимаешь? У нее есть. Но может, и нет, точно я ничего не знаю. И как эту боль обмануть? Вот только когда на кайте качусь, все ветер выдувает, кайф! Но потом все равно домой, а там… Уехала вот от меня, не понимаю, зачем. Репортаж писать. Меня, сына бросила… Смерти нет, но я-то есть, есть, понимаешь ты, чебурек?