Уильям Бойд - Браззавиль-Бич

Как бы то ни было, именно из-за этого нам пришлось расстаться: нужно было, чтобы ничто не затемняло мне путь. И я увидел, куда должен двигаться, но нечетко, потому и чувствовал себя сломленным, потому и болел. Ясность видения — главное в моей науке. Какая математика в тумане? (Какой ландшафт окружает меня с моими туманными полями? Ты понимаешь, что я имею в виду!)

Я жду от пребывания здесь, чтобы ясность ко мне вернулась, и она возвращается. Я снова начинаю хорошо работать. Доктора говорят, что когда она вернется, то все будет по-другому и ты больше не будешь загораживать или покрывать туманом мой путь вперед. И мы сможем снова быть вместе. И еще врачишки говорят, что, когда я закончу это лечение, они выпишут мне лекарство, от которого глаза становятся ясными и широко открытыми.

Приезжай меня навестить. У меня все хорошо. Я иду на поправку. Я нахожусь в нервно-психиатрической больнице «Гамильтон Клер», в Уимблдоне. Позвони моему врачу, доктору Фену, он скажет тебе, когда приехать.

Con amore

Джон.

Когда Хоуп приближалась к ограде «Гамильтон Клер», то у нее возникли ассоциации с муниципальным крематорием. Но за низкими кремовыми стенами, окруженными бордюрчиком из гераней, она увидела ухоженные шелковистые газоны и группки тополей, которые подошли бы, пожалуй, для территории педагогического колледжа или образцовой средней школы.

Больничный комплекс был построен в пятидесятых: унылые коробки из светло-серого кирпича, все окна одного размера. Не то казармы, не то здания госучреждений. Вблизи стало заметно, что вид у них дешевый и уже обшарпанный, сырая погода оставила на стенах полосы и разводы влаги, напоминающие камуфляжную раскраску военного корабля.

Внутри цвета были более яркими, на стенах висели гравюры в рамочках: виды Лондона в эскизной манере, — но низкие потолки и повсеместные прямые углы сообщали всем интерьерам дух воспитательно-лечебной прямолинейности. Хоуп и ехала сюда в весьма подавленном настроении; в «Гамильтон Клер» оно стало еще хуже. Сидя на жестком стуле у кабинета доктора Фена в ожидании вызова, она из чистого эгоизма подумала, что лучше бы ей было не приходить.

Когда Богдан Левкович позвонил ей, то сказал, что Джон три дня не показывался в колледже. Он не отвечал на телефонные звонки, а когда сотрудница с их кафедры зашла к нему в дом и позвонила в дверь, ответил непристойной бранью.

Вызвали врача, дверь взломали. Джон был «в крайне беспокойном состоянии», истощенный и сильно обезвоженный. Он принимал амфетамины, не ел и не спал трое суток. Квартира была в весьма запущенном, чтобы не сказать — в неопрятном состоянии, дипломатично добавил Богдан. Джона отвезли в госпиталь «Черинг Кросс», где положили под капельницу с физраствором, и он проспал двадцать четыре часа.

Он быстро оправился и выглядел вполне нормальным. Он бесконечно извинялся перед коллегами, что причинил им столько огорчений. Он сказал всем, что на две недели берет отпуск по болезни. Конфиденциально он сообщил Богдану, что ложится в больницу, чтобы ему оказали психиатрическую помощь.

Доктор Ричард Фен был моложе, чем ожидала Хоуп. Почему-то она представляла себе чуть длинноватые седые волосы, узкое лицо, галстук бабочкой и синий костюм с чересчур широкой полоской. Откуда этот образ доктора, который лечит Джона, возник в мозгу, она не знала.

Волосы у Фена действительно начинали седеть, но стрижку он носил короткую, с аккуратным пробором. Она решила, что ему чуть за сорок, однако кожа у него была свежая, как у мальчика, почти без морщин и складок. Он говорил необычайно тихо, вежливым тоном, почти не шевеля губами, и ей приходилось ловить каждое его слово, подавшись вперед, сидя на краешке стула и затаив дыхание, потому что даже энергичный вдох грозил заглушить его речь.

— Ваш муж, — шептал доктор, — несомненно, страдает маниакально-депрессивным психозом. С наших позиций большим преимуществом является то, что он это понимает. Это уже половина победы. Он попросил доктора Фицпатрика…

— Кто такой доктор Фицпатрик?

— Его лечащий врач-психиатр. — Фен посмотрел в лицо Хоуп, ничего на нем не прочел. — Вы не знали? — Ее неосведомленность побудила его негромко откашляться, потом секунду-другую изучать безупречную поверхность своей промокашки. Он начал излагать все сначала.

— Джон уже несколько недель является пациентом доктора Фицпатрика. Он, то есть Джон, попросил доктора Фицпатрика поместить его к нам. Он сам участвовал в выборе своего курса лечения — что чрезвычайно обнадеживает. Чрезвычайно.