Нацуо Кирино - Нежные щечки

— Душа человека — потемки. А то, что скрыто в потемках, боюсь, и есть самое важное. Размышлять об этом — и есть религия. Это моя работа, так что вам нечего стыдиться. Скорее наоборот, лучше давать волю своим мыслям.

Касуми не сводила глаз с дырки на носке Огаты.

— Сэнсэй, а вы думаете, моя дочка жива?

— Что бы вы хотели услышать в ответ? — вопросом на вопрос ответил Огата. — Я не ясновидящий, мне это неведомо. Но если это то, что вы хотите услышать, я могу это сказать. Слова всего лишь инструмент. Если вам от этого станет легче, я могу все, что угодно, сделать. Все, что угодно, сказать.

Касуми молчала. Когда Исияма попросил ее подождать, она подумала, что слова его ничего не значат, если только он не собирается остаться с ней искать Юку. А теперь она нуждалась просто в утешительных словах.

— Она жива, несомненно жива, — бодро произнес Огата. — Такой ответ вас устроит?

— Спасибо.

— Приходите еще. Мне интересно с вами разговаривать.

Касуми, спохватившись, что совсем забыла про персики, протянула Огате пакет.

— Я тут кое-что купила.

— Погляди-ка, персики! — заглянув внутрь, заулыбался Огата, но пакет вернул. — Они на вас похожи. Сами съешьте.

А ведь когда Касуми их покупала, ей они показались похожими на детские щечки.

— На меня?

— Ну да, вы как эти персики, мягкая и красивая. Приходите еще.

У Касуми на душе было светло. Она привыкла думать о себе только как о матери, но сегодня в ней ожило какое-то давно забытое ею чувство.

В тот вечер Митихиро, скептически посмотрев на листовку «Общества “Парадайз”», щелчком ее отбросил.

— Не нравится мне все это. Называют себя обществом изучения Библии, а что там на самом деле за учение — поди разбери. Просто заговаривают людям зубы, чтобы привлечь новых верующих. Одно название чего стоит — «Общество “Парадайз”».

Но Огата-сэнсэй очень хороший человек.

— Ты прямо сразу так и поняла? Конечно, поначалу все они говорят нужные слова, сочувствуют. Разве не все так вели себя, стараясь склонить тебя к религии?

С того самого мига, как про исчезновение Юки рассказали в новостях, к Митихиро и Касуми хлынул поток приглашений от разных религиозных организаций. Только разве Огата-сэнсэй пытался завлечь ее в «Парадайз»? Разве намекнул на это хоть единым словом? Нет. Касуми покачала головой, вспоминая о произошедшем в автобусе. Огата лишь сказал, что ей надо задуматься о человеческой душе. Он даже не пытался ее утешить, как почти все ясновидящие, утверждающие, что Юка жива.

— Деньги ведь, наверное, берет?

— Нет. Я персики принесла, а он сказал, что они на меня похожи, и велел самой съесть.

Что? Он еще и старый извращенец, — презрительно сказал, как отрубил, Митихиро.

И что в этом плохого? Ей было тогда приятно, и на какое-то время это придало сил. Касуми смирилась с мыслью, что мужу не дано ее понять.

Она больше не чувствовала, что ее обмахивают веером. Касуми открыла глаза и увидела, что Огата лежит рядом, подложив руку под голову. Вместо веера она увидела вращающийся старый вентилятор. Каждая новая волна воздуха шевелила ее волосы, принося с собой характерный затхлый запах сада.

— Касуми-сан, среди моих верующих есть одна женщина. Пожилая, лет семидесяти. Конечно, старше меня. И вот эта женщина… я ее когда спросил, почему она полюбила Христа… так вот она сказала: «Он же белый мужчина, он, — говорит, — такой прекрасный». С этого и началась ее вера. А я вот думаю, что пускай так. И даже думаю, что вот в этом-то суть и есть. Человек чувствует влечение к другому человеку, желает его. А есть еще один верующий, мужчина, который говорит, что влюбился в Христа. И уж потом страстно увлекся изучением Библии. Ничего, что я вам об этом говорю?

— Сэнсэй, вы говорили, что религия — размышление о том, что скрыто внутри. Разве не странно, что люди приходят к религии, привлеченные чем-то внешним?

— Не странно. То, что видно, внешнее — оно все в конце концов разрушается. И чем красивее это внешнее, тем разрушение печальней и бессмысленней. Потому-то человек и начинает задумываться о внутреннем, скрытом. О душе, о правде.

Огата легонько дотронулся до груди Касуми. Касуми закрыла глаза. То, что она чувствовала, было не просто удовольствием, она ощущала покой.

— Грудь у тебя как те персики. Тленное тело.

Касуми прыснула со смеху.

— Сэнсэй, что вы такое говорите?

— Ты про Исияму уже не вспоминаешь?

— Вспоминаю.

— Скучаешь по его объятиям?

— Скучаю.