Нацуо Кирино - Нежные щечки

— Ну что ты смотришь?

— Да так, все ли в порядке.

Касуми бросила на мужа злобный взгляд.

— Со мной-то все в порядке. Это ты, ты ищешь могилу нашей дочери!

— Могилу? — вдруг растерялся Митихиро и стал невидяще оглядываться по сторонам.

— Ты такой же, как Асанума. Думаете, Юку убили и закопали в этом лесу. У вас даже выражение глаз одинаковое. Ты, сам того не осознавая, ищешь ее могилу.

— Да у меня и в мыслях этого нет, — промямлил Митихиро.

— Да так это, так. Именно поэтому я для себя решила, что обязана искать ее живой. Пусть даже я буду единственным человеком, верящим, что она жива.

Слова будто застряли у Митихиро в горле, губы его шевелились, но он не произнес ни слова. Касуми повернулась к мужу спиной и направилась еще глубже в лесную чащу. Негодование переполняло ее душу. Пока есть надежда, что Юка жива, они, ее родители, не могут позволить себе умереть. И Юке, и им двоим было суждено скитаться в этой пустоте, пока все не разрешится между жизнью и смертью. Она не могла примириться с такой ужасной судьбой. Лучше даже сказать, не имела права примириться, думала Касуми. И разве их утерянные часики не потому все еще отсчитывают их общее время, что они продолжают их искать? Правда, Митихиро, похоже, сошел с дистанции.

Касуми всегда представляла себе, будто потеряла маленькие часики по имени Юка. Дети отсчитывают ход нашего времени. Мы считаем — первая неделя беременности, вторая недели беременности, через сорок недель ребенок появляется на свет, и жизнь родителей начинает отсчитываться его годами. Время, до отказа наполненное смыслом. Время, которое выветривается друг у друга из памяти. Всему этому отсчет ведут дети. Одни часики ее жизни были утеряны. Она понятия не имела, куда они подевались — ее часики по имени Юка. Касуми боялась, что ее собственный часовой механизм медленно приходил в негодность без этих часиков, которые раньше были его составляющей. Этого страха никому не под силу понять. Нет, пожалуй, есть один такой человек. Касуми верила, что Огата понимает ее чувства.

Шла вторая половина июля. Приближался день их четвертой поездки на Сикоцу. Касуми злилась на Митихиро, который и не думал пошевеливаться — начинать подготовку к отъезду.

— Ты собираешься заниматься билетами на самолет? Вдруг билетов не будет?

— Послушай, может, ты в этом году одна поедешь?

— Почему?

— Накладно это, да и бесполезно, как мне кажется.

Касуми понизила голос, чтобы не услышала Риса, читавшая мангу тут же на диване.

— Бесполезно? Ты говоришь так, будто Юка умерла.

— Да нет же! Но и ехать туда я больше не могу. Едешь, ничего не находишь, возвращаешься расстроенный. Мне невыносима даже мысль о том, что Юка пропала без вести в этом месте. Разве ты не чувствуешь то же самое?

— И для меня это испытание. Но у меня есть чувство долга перед нашей девочкой — что будет, если мы перестанем ездить?

— Я тебя понимаю. Помнишь, ты в прошлом году сказала, что я ищу могилу Юки. Я тогда для себя решил, что больше на Хоккайдо не поеду. Я ведь наверняка опять буду искать ее могилу. И это не потому, что мне хочется думать, будто она умерла. Я ужасно хочу, чтобы она была жива. И вдруг в какой-то момент замечаю, что непроизвольно начинаю искать ее могилу. Может быть, это знак, что пора заканчивать поиск. Мы должны растить Рису, мы должны продолжать жить. И поэтому я считаю, что нам лучше ждать Юку дома.

— Я места себе не нахожу, стоит мне подумать, что Юка где-то там на Хоккайдо одна-одинешенька.

— Понимаю… — Митихиро несколько раз кивнул. — Думать об этом тяжело. Но если она жива, должен быть хоть какой-то след. А никакого следа нет. Полиция ведь все это время продолжает поиск. И что? Ничего.

— Ты хочешь думать, что Юка умерла, и начать все заново, так? — Касуми ненавидела Митихиро за изменения, произошедшие в нем.

— Начать заново? — изумленно переспросил Митихиро. — Что начать заново? Я просто хочу с этим покончить! И сделать это сознательно. Я тебе уже говорил. Нужно научиться терять надежду!

— Почему?

— Если мы не сделаем это сознательно, то конца этому не будет. Так уж это работает.

— А Огата-сэнсэй говорит, что не надо так думать, — только начала Касуми, но в этот момент лицо у Митихиро исказилось, и он стал на чем свет стоит поносить Огату, давая волю своему негодованию.

— А, гадальщик. Я молчал — тебя жалел, но я и подумать не мог, что ты ему веришь!

— Сэнсэй не гадальщик, — тихо возразила Касуми. — Он просто религиозный человек. Я неверующая, а хожу к нему, потому что рада, что кто-то меня понимает.