Хаим Поток: Избранник

Первые пятнадцать лет нашей жизни мы с Дэнни не подозревали о существовании друг друга, хотя нас разделяли всего пять кварталов.

Квартал, в котором жил Дэнни, был густо заселен последователями его отца, русскими хасидами в темных одеждах, покинувшими свою землю, но вывезшими из нее свои привычки и представления. Они пили чай из самоваров, медленно цедя его сквозь зажатый между зубами пиленый сахар; они громко разговаривали, порою на русском, но чаще — на смеси русского и идиша, и они были фанатично преданы отцу Дэнни.

В соседнем квартале жили другие хасиды, из Южной Польши, которые разгуливали по улицам Бруклина как пугала — в своих черных шляпах, длинных черных одеяниях, с черными бородами и пейсами. У них был свой собственный раввин — потомственный лидер общины, который мог доказать, что его предки занимали это место со времен Бааль-Шем-Това, жившего в XVIII веке основателя хасидизма, которого все они почитали как посланника Божьего.

Там, где мы с Дэнни выросли, существовали еще три или четыре подобные хасидские общины, каждая — со своим раввином, со своей маленькой синагогой, со своими обычаями и своими фанатичными последователями. В канун субботы или с утра по праздникам можно было полюбоваться, как члены каждой общины, облаченные в свои одежды, шагают в свои синагоги, готовые молиться со своими раввинами и забыть хлопоты рабочей недели — все сводившиеся к тому, чтобы раздобыть немного денег и накормить многочисленных детей, а Великая депрессия все не кончалась и не кончалась.

Тротуары Вильямсбурга[1] были покрыты бетонными плитами, а проезжая часть асфальтом, который размягчался на летней духоте и трескался во время суровых зим. Большинство домов выстроены в староанглийском стиле, из коричневого камня, не выше чем в три-четыре этажа, и стояли, тесно прижавшись друг к другу. Там жили евреи, ирландцы, немцы и даже беженцы из Испании, которые покинули свою родину после гражданской войны, когда к власти пришел Франко — как раз перед началом Второй мировой. Большая часть лавочников были гоями, лишь некоторые магазины принадлежали правоверным евреям из местных хасидских общин. Можно было видеть, как они восседают за своими прилавками — в черных кипах, с окладистыми бородами и длинными пейсами, погруженные в думы о том, как свести концы с концами, и мечтающие о субботнем или праздничном дне, когда можно будет закрыть торговлю и посвятить себя своим молитвам, своему раввину, своему Богу.

Каждый правоверный еврей посылал своих детей мужского пола в ешиву, еврейскую школу при синагоге, где они учились с восьми или девяти часов утра до четырех-пяти часов вечера. По пятницам учеников распускали около часу дня, чтобы они могли подготовиться к встрече субботы. Еврейское образование было обязательным; но, поскольку это Америка, а не Европа, светское образование на английском языке тоже было обязательным — так что каждый ученик нес двойную нагрузку: еврейские уроки до обеда и английские уроки — после. Но в качестве теста на интеллектуальное совершенство тем не менее традицией и единодушным общим мнением признавалось только одно: Талмуд. Виртуозное владение Талмудом — вот к чему стремился каждый студент ешивы, потому что это автоматически обеспечивало высочайшую репутацию.