Алессандро Пиперно - Ошибка Лео Понтекорво

Нет, в том, что тетя Адриана годами присылала Лео из Штатов некоторые «бесценные» записи Рэя Чарльза, не было ничего удивительного. Самое удивительное заключалось в том, что этот тип — жестокий преследователь мафиози, неподкупный обвинитель — не прекращает говорить об этих записях. А адвокат Лео (акула суда) упорно продолжает молчать. А помощник прокурора беспрерывно пишет каждое слово начальника, не бросив на него ни единого подозрительного или удивленного взгляда. Это розыгрыш? Или абсолютно новая техника на допросе, только что вывезенная из Соединенных Штатов, чтобы заставить «расколоться» как виновных, так и невиновных? Сначала развлекаешь их разговором об их хобби, а затем загоняешь в ловушку? Будь начеку, Лео. Будь начеку.

«Благодарю вас, господин следователь», — процедил Лео, пытаясь вложить в свои голос весь сарказм, на который он был способен. Надеясь, что он заденет не только следователя, но и Эрреру. Или заставит их образумиться.

«И книги, профессор, должен я сказать. Весьма неплохая подборка. У вас есть вкус».

Эррера — опять молчание.

«Знаете, я полистал эти книги, — прибавил следователь. — Более того, мы их все внимательно просмотрели, — поправился он, окинув взглядом всех присутствующих, как будто они находились не в колонии строгого режима, а в изысканном клубе библиофилов. — И мы составили очень четкое представление о ваших вкусах, профессор. О ваших предпочтениях. Действительно рафинированных, профессор».

У Лео не было сил ни отвечать, ни благодарить его. Профессор, профессор. То, что вначале казалось ему признаком уважения, признанием его социального статуса, сейчас раздражало.

«Мы заметили также, что вы имеете привычку подчеркивать в книгах. Карандашиком, естественно. Конечно, конечно, ручкой было бы настоящим варварством. А карандашик и стереть можно».

«И что?» — набравшись мужества, спросил Лео. В этот момент он почувствовал, как Эррера тянет его за рукав. Как будто призывая его к порядку. Правда, он вспомнил, что Эррера призывал его не говорить ни да ни нет. «Никаких комментариев. Говори как можно меньше». Он повторял ему это до тошноты. Но это была ненормальная ситуация. Следователь говорил о книгах. О книгах, в которых избранные места были подчеркнуты карандашом. Возможно, у Эрреры не было права вмешиваться в допрос, чтобы перевести его в нужное русло? Или, может быть, только Лео чувствует нелепость происходящего?

«Итак, профессор, я выделил некоторые фразы, которые вы подчеркнули, и они показались мне очень интересными. Они достойны комментария и наводят на размышления. Например, послушайте вот это. „Норма римского права, согласно которой девица, достигшая двенадцати лет, могла выходить замуж, была принята Церковью и до сих пор действует по умолчанию в некоторых штатах Америки. Возраст 15 лет считается законным для вступления в брак повсюду. Нет ничего плохого в том, утверждается в обоих полушариях земного шара, если какой-нибудь сорокалетний урод, с благословения местного священника и набравшись спиртного, снимет мокрое от пота нижнее белье и вонзит свою „шпагу“ в юную супругу. В умеренном климате девушки созревают к концу двенадцатилетнего возраста“. Интересно. Вы не находите это интересным, профессор?»

«По правде говоря, я не понимаю, почему вы зачитываете мне эти отрывки. Я не знаю, о чем идет речь. Я даже не знаю, из какой это книги».

«Не понимаете? Тогда, позвольте, я зачитаю вам еще один подчеркнутый вами отрывок. Из той же книги, того же автора. „Брак и сожительство до достижения половой зрелости вовсе не являются исключением по сей день в некоторых регионах Индии. У народности лепча восьмидесятилетние старики вступают в половые связи с девочками восьми лет, и это не осуждается. Наконец, Данте безумно влюбился в Беатриче, когда той было девять лет…“»

Следователь продолжал читать. Лео начал понимать то, что должен был понять уже давно. Это было не так уж и сложно. Подчеркнутые им отрывки, по мнению прокурора и его помощников, являлись доказательством извращенности Лео. Это все, что он имел? Именно поэтому арестовали Лео? Потому что он подчеркнул некоторые отрывки в книге? А если бы он подчеркнул отрывки, в которых говорилось бы о массовом уничтожении армян, его бы обвинили в геноциде? Вот в чем было дело?

«Доктор, — вмешался наконец Эррера, — я не вижу никакой связи с тем, что…»

«Не видите связи, адвокат? И вы тоже, профессор? Вы тоже не видите? Тогда вот вам еще одна из ваших книжек. Она тоже довольно известна. Послушайте-ка это. Этот отрывок тоже подчеркнут. „Сорокалетний мужчина обесчестил двенадцатилетнюю девочку: может быть, среда вынудила его на это?“»