Лукас Берфус - Сто дней

Благодаря предопределению каждый подданный знал, в какое время будут жить его дети и внуки — в годы мира или войны, а поскольку короли хотели упорядочить не только время, но и свои отношения, то они создали систему Убухаке. Высокорослый отдавал низкорослому пару коров и требовал за это отбывать барщину — работать в поле, носить паланкин, выполнять другие повинности, и каждый человек в стране, кроме короля, был сюзереном того, кто владел меньшим имуществом, и одновременно ленником более могущественного, чем он сам. Сеть взаимозависимостей определяла жизненный уклад, но ячеи в ней были достаточно велики, чтобы обедневший высокорослый мог провалиться и стать низкорослым, а обогатившийся низкорослый просунуть голову и превратиться в высокорослого.

Бельгийцы, получившие после Первой мировой войны мандат на управление страной, оставили королю его трон, но удалили сеть, возведя вместо нее стену. Они раздали жителям удостоверения личности, в коих твердо значилось, кому быть высокорослым, а кому — низкорослым. Имевший более десяти коров звался высокорослым. Тот, у кого их было меньше, принадлежал к низкорослым. Разделяя и властвуя, новые господа легко обходились без проницаемой мембраны.

Народы Африки освобождались от колониального ига, взбунтовались против старых порядков и низкорослые. Бельгийцы сохранили за своими прежними фаворитами их высокое положение в обществе, но не властные полномочия. И потому погасить революционные настроения высокорослые были просто не в силах. А такие настроения охватили вскоре жителей даже в самых глухих уголках страны.

Разве не заслуживал похвалы поступок епископа с резиденцией в Кабгайи? Швейцарец возглавил движение за демократизацию страны и вселил в низкорослых надежду, когда в феврале 1959 года обратился ко всем и каждому с пастырским посланием, проповедуя в нем равенство рас и идущий от Бога закон, гарантирующий всем жителям и социальным группам равные основные права. В том же году умер король — Кигери V. В стане высокорослых, которые лишились направляющей руки, вспыхнули распри, так что противодействовать революции они не могли. Епископ отслужил заупокойную мессу по последнему монарху, но вскоре поползли слухи, что Кигери не умер, а был убит по наущению церковного иерарха. Верить слухам не было оснований, однако событие это прояснило, к кому мы, швейцарцы, должны были относиться лояльно — и относились в последние тридцать лет. Швейцарская Конфедерация отрядила в молодую республику своего советника, и вскоре была основана дирекция, которая не замедлила развернуть работу на холмах и в долинах страны.

Конечно, не обошлось без эксцессов. Много высокорослых было убито, еще больше бежало из страны. Но разве республика могла появиться на свет без родовых схваток? Разве европейские государства создавались только мирными способами? И разве трудно было понять дирекцию, которая на протяжении тридцати лет считала проблему решенной — по крайней мере, до тех пор, пока страна не достигнет в своем развитии той точки, когда можно будет начать процесс подлинной демократизации? И ведь все начиналось неплохо, тридцать лет царил мир. Но затем чудовище ожило, и загнанная в подсознание история вернулась — в облике высокорослых изгнанников. Покидая Уганду, эмигранты устремились к границе своей родины, а поскольку низкорослые никогда не согласились бы пропустить их через нее по доброй воле, то они вооружили своих сыновей автоматами.

Высокорослые атаковали в тот день, когда мы с Агатой были в Гисеньи. В ресторане мы сидели не одни: немецкие специалисты из земли Рейнланд-Пфальц отмечали на веранде чей-то день рождения. Украсив себя картонными шляпками и багряными носами, они распевали фривольные песни, и я помню только одно: заказанный нами шипучий джин пробирал меня все сильнее и с каждым новым глотком я все меньше смущался.

Агата же вновь начала мечтательно говорить о Брюсселе, об удовольствиях, которых лишилась на долгие месяцы, она их предвкушала, и передо мной вновь была женщина, какой я увидел ее в аэропорту, — женщина без интереса к чему-либо, кроме волнующих кровь развлечений. И еще кокетничала своей ветреностью. Если не произойдет чуда, то, как пить дать, провалится на экзаменах! И далее в том же духе — ни словечка о горечи расставания, ни нотки сентиментальности… Думаю, ей и в голову не приходило, что на следующий день мы расстанемся.

В ее глазах я был неотделим от Кигали, от этого скучнейшего захолустного городка с его обывателями в чиновничьих мундирах и легионом спецов, с лиц которых не сходило выражение озабоченности дефицитом торгового баланса, падением цен на кофе, а также тем, что главные отрасли экономики очень медленно приспосабливались к реальным условиям.