Дэвид Гудис - Любимая женщина Кэссиди

Дверь открылась, вошла Полин, неся свернутое одеяло. Подошла к столу, развернула, он увидел свои брюки и башмаки. Оставил еду, чтобы одеться, а Полин села за стол, тревожно глядя на него.

Он зачерпнул ложкой тушенку, отправил в рот большой кусок, откусил побольше хлеба, хмуро взглянул на Полин, прожевал тушенку с хлебом и спросил:

— Что тебя беспокоит?

— Твоя одежда. Наверно, не надо было ее приносить.

Он вернулся к тушенке. Съел последнюю ложку, начисто вытер миску последним кусочком хлеба, проглотил хлеб, выпил воды. Закурил сигарету, протянул одну Полин, зажег для нее спичку.

— Ну послушай. Ты ведь мне помогла.

— А Шили сказал...

— К черту Шили. Смотри, Шили все только портит. Да если б не Шили, я был бы в отличной форме.

— Знаю.

— Ну?

— Ну, — сказала она, — в то же время, может быть, стоит взглянуть на вещи и под другим углом.

— Это не твои слова, — оборвал он ее. — Это Шили. Совет постороннего, которого я не хочу и которого мне не надо.

— Но, милый...

— Никаких “но”.

— Слушай, милый. Они стараются что-то придумать. И держат тебя здесь для твоего же блага.

— Никто меня нигде не держит. — Он встал. Ему не нравилось, как она на него смотрит, как медленно качает головой.

Отвернулся от стола, прислушался к звукам на улице. Дождь стучал глухо, настойчиво. Кэссиди знал: так продлится всю ночь, а может быть, и весь завтрашний день.

Он угрюмо смотрел в окно.

— Нынче днем я просил тебя сделать кое-что для меня. Ты сказала, что сделаешь. — И стал ждать ответа. Потом добавил: — Я послал тебя разыскать Дорис. — И еще обождал. Повернулся, сердито взглянул на Полин: — Ну? Что случилось? Ты ее нашла?

— Конечно.

— Что значит “конечно”? Почему ты сюда ее не привела?

— Я ее привела, — отвечала Полин.

Он схватился руками за голову, сильно сжал виски пальцами.

Полин криво поджала губы:

— Нарисовать тебе картину?

— Нет, — сказал он. — Сам вижу.

Он видел, как открылась дверь, как Полин с Дорис вошли в комнату. Как Дорис остановилась в дверях, глядя на него и на Милдред, спящих в одной койке.

— Не переживай, — посоветовала Полин. — Дорис не возражает.

Он отступил на шаг назад.

— Что значит “не возражает”?

— Она была мертвецки пьяна. Вдребезги.

Он видел, как Полин берет Дорис за руку, выводит из комнаты, тихо закрывает дверь. Видел койку, на которой спал вместе с Милдред. Через какое-то время Милдред встала, оделась и вышла. Удивился, как у нее хватило сил встать с койки. Он наверняка ее вымотал. Был настоящим мужчиной. Смотрел на голые груди, приказывая себе доказать, что он мужчина. И так увлекся этим доказательством, что совсем забыл Дорис.

— Знаешь, кто я такой? — пробормотал он. — Художник-неудачник. Строю воздушный замок, потом перерезаю веревку, и все рушится.

— Милый...

— Все у меня рушится.

— Слушай, милый...

— Ничего во мне нету хорошего.

— Посиди минутку, послушай...

— Что толку? Просто нет во мне ничего хорошего, черт возьми. Алкоголик, тупица и просто дурак. И это еще не все. Дешевый, опустившийся притворщик.

В руках у Полин оказались бутылка и чистый стакан.

— Тебе надо взбодриться.

— Мне надо, чтобы меня сбили с ног и вышибли мозги.

Он выпил, она налила еще, и он снова выпил.

— Я притворщик, — повторил он. — И скажу тебе еще кое-что. Нет ничего хуже притворщика.

— Тебе надо еще выпить. На, возьми бутылку.

— Давай эту чертову бутылку. — Он поднял бутылку, стал пить из горлышка, потом поставил на стол. — А теперь объясню тебе, почему я притворщик...

— Да нет, вовсе нет, не надо так говорить.

— Говорю, потому что знаю — это правда. Я просто неудачник поганый. И еще. Знаешь, почему меня кругом бьют? Потому что я этого заслуживаю. Получаю именно то, что заслуживаю. — Он опять взялся за виски, как следует выпил, поднял бутылку, взглянул на нее и сказал ей: — Привет.

Полин встала:

— Слушай, ради Бога, не сходи с ума.

— Не сойду. — Он еще выпил. — Хотя лучше бы мне спятить. Потому что тогда я бы ничего не соображал. Когда ничего не соображаешь, все-таки легче. Когда находишься отсюда за много миль.

— Давай, — нежно настаивала она, — пей еще.

— Хочешь, чтоб я надрался? А как это сделать? Я сейчас себя чувствую так, что могу выпить галлон и не опьянею. — Снова поднял бутылку, на сей раз опустошил ее, объявив: — Совсем без вкуса. Я его даже не чувствую.

— Давай, милый. Может, поспишь. — Она мягко влекла его к койке.

Он упал на спину поперек койки. Полин подняла его ноги, положила на постель.