Хьелль Аскильдсен - Все хорошо, пока хорошо (сборник)

Очнулся я, значит, уткнувшись носом в шахматную доску. А так — обычное пробуждение, как после сна. Я был немного напуган. И в поисках успокоения взялся расставлять фигуры по местам. Но задача оказалась непосильно сложной. Посижу-ка я у окна, подумал я. Тут позвонили в дверь. Я решил не открывать. Опять какой-нибудь евангелист хочет уверить меня в вечном блаженстве. Что-то много их расплодилось в последнее время. Видно, пошла мода на мистику. Но тут позвонили второй раз, и я засомневался. Евангелисты по крайней мере ленятся звонить дважды. Я крикнул: «Минуточку» — и пошел открывать. Это заняло много времени. За дверью стоял мальчик. Он продавал билеты лотереи в пользу духового оркестра местной школы. Что ни выигрыш, то насмешка над стариками. Велосипед, рюкзак, шиповки и прочее в том же духе. Но отказывать ему мне не хотелось. И я купил билетик. Хотя не люблю духовые оркестры. Деньги я держу в комнате на комоде, и мальчику пришлось пойти за мной. Чтобы не ждать слишком долго. Он плелся позади меня. Наверно, впервые в жизни так медленно. В пути, чтобы скоротать время, я стал расспрашивать его, на каком инструменте он играет. «Не знаю», — ответил он. Ответ показался мне странным, но я списал его на смущение. Я мог бы быть его прадедом. А может, я был им. У меня, я слышал, много правнуков, но никого из них я в глаза не видел. «У вас так сильно болят ноги?» — спросил он. «Нет, просто они ужасно старые», — пояснил я. «А-а», — похоже, успокоился он. Мы как раз добрались до комода, я достал деньги. Меня вновь захлестнула сентиментальность. Он потратил столько времени, чтобы продать один-единственный билетик. Я купил еще один. «Это не обязательно», — сказал он. И тут мне опять стало дурно. Комната поплыла. Я вцепился в комод, открытый бумажник упал на пол. «Стул», — выдохнул я. Когда я сел, мальчик стал собирать рассыпавшиеся деньги. «Спасибо, милый». — «Не за что», ответил он и положил бумажник на комод. Потом посмотрел на меня строго: «Вы никогда не выходите из дому?» И тут меня осенило: мой прошлый выход на улицу был последним. Я не могу рисковать хлопнуться на улице. Тогда больница и дом для престарелых. «Больше нет», — ответил я. «У-у», — сказал он так, что я снова расчувствовался. Старый дурак. «Как тебя зовут?» спросил я, и ответ доконал меня: «Томас». Я не стал, конечно, открываться, что мы тезки, но пришел в благостно-приподнятое настроение. Чему тут удивляться. Только что пробил, как говорится, мой час. И мне неудержимо захотелось подарить этому мальчишечке что-нибудь на память обо мне. Знаю, все знаю, но я был не совсем в себе. И попросил его достать со шкафа старую деревянную сову. «Это тебе, — сказал я. — Она еще старше меня». — «Не надо, зачем», — запротестовал он. «Да просто так, Томас, просто так. И большое спасибо за помощь. Захлопни за собой дверь, будь добр». «Спасибо!» Я кивнул ему. И он ушел. Вид у него был довольный, хотя, может, он просто хороший актер.

Потом у меня было еще несколько таких приступов. Но я расставил все имеющиеся у меня стулья в стратегических точках. Из-за этого кажется, что в комнате кавардак. Вид почти нежилого помещения. Но я еще жив. Живу и жду.

- И уроки ты делаешь кое-как. Пообедаешь и тут же убегаешь. Чем ты там в лесу занимаешься?

— Говорю тебе, гуляю.

— Смотришь на деревья и слушаешь пение птиц?

— Это тоже плохо?

— Только смотришь да слушаешь? Ты уверен?

— А что еще?

— Тебе лучше знать. И вообще, что ты все один да один. Так и свихнуться недолго.

— Ну и ладно.

— Не смей разговаривать с матерью в таком тоне!

— А может, мне хочется свихнуться!

— Только попробуй!

Она шагнула к нему. Он равнодушно ждал. Она смазала ему рукой по щеке. Он не шелохнулся.

— Если ты еще раз ударишь меня, я чертыхнусь, — сказал он.

— И не посмеешь! — сказала она и снова хлестнула его по щеке.

— Дьявол, — сказал он. — Дьявол всех задери.

Он произнес все это спокойно как мог. Потом почувствовал, что подступают слезы, слезы ярости, развернулся и выскочил из дому. Он продолжал бежать, уже очутившись на улице. Он никуда не спешил, но его подстегивал гнев. «Дьявол всех задери», — шептал он, пока бежал.

Только когда дома остались позади, а впереди легли лес и луга, он сбавил ход. Посмотрел на часы, полученные на шестнадцатилетие: уйма времени в запасе. Потом подумал: так тебе и надо, будет у тебя сын придурок. Когда-нибудь я тебе это скажу. Так и заявлю: вот тебе, я сошел с ума из-за тебя. Потому что ты ничегошеньки не понимаешь, а только орешь и пристаешь.