Алексей Ковалев - Сизиф

— Ну, тебе видней. Какой ты хозяин — всем в Коринфе известно, у тебя волос с головы не упадет, прежде чем не вырастут два новых. Мне пора, однако. Ты не знаешь, какое это утомительное дело выдавать дочь замуж. Это счастье тебе пока не грозит.

Когда он наконец ушел, мальчишка-пастух приблизился к хозяину в ожидании разъяснений, так как Автолика было слышно не только на всем дворе, но и в доме, а то и во дворе соседнего дома. Планы на самом деле немного изменились. Сизиф сказал, что они выйдут через час, и, вспомнив, что ни куска не держал во рту с самого утра, вернулся в кухню, где Гилларион сидел перед мармитом, любуясь поднимающимся из него паром.

— Спасибо тебе за сына, — сказал Сизиф, в свою очередь с удовлетворением глядя на ухоженного, довольного бродягу. — Я у тебя в долгу.

— Какие там долги. Ты же не спрашиваешь с меня за постой. Окажи-ка мне лучше честь, вдвоем и есть веселее. А то ты все куда-то спешишь сегодня.

— Такой, видно, день вышел, когда одна беда не ходит, — продолжал Сизиф, усаживаясь за тяжелый дощатый стол. — Кто-то скот крадет.

— Эх, Сизиф, Сизиф, — вздохнул фракиец, принимаясь за похлебку, — не гневил бы ты судьбу, чтобы не было у тебя бед помимо этих. Ты разве не знаешь вора?

— А ты мог бы его указать?

— Кто там сейчас во дворе с тобой препирался?

— Автолик? — спросил Сизиф, невольно оглянувшись и понизив голос. — Я ведь тоже было на него подумал. Да точно ли ты знаешь?

— По голосу и узнал. Давно ли он тут, в Коринфе?

— Живет давно. Хотя и отлучался. Говорят, в Колхиду ходил с нашим царем.

— Эк, загнул! Где Колхида, а где Мессения.

— Ты, Всеведущий, не темни. Это дело серьезное. Если тебе на самом деле что известно, говори толком.

— Скажу, скажу… Знатно готовят у тебя в доме, хозяин. Вот ведь, гуси — они везде гуси, а такой похлебки я нигде больше не едал. Тут вот что вышло. Я все ждал, когда же он попадется. Хитер, ворюга. В мессенской Эхалии я оказался, как раз когда туда Геракл пришел свататься к Иоле, дочери царя Эврита. Царь же объявил, что отдаст Иолу тому, кто победит его в стрельбе из лука. Сам он большой лучник был, в свое время и Геракл у него в учениках ходил. Но поди ж ты, преуспел ли в упражнениях ученик или невесту ему поразить хотелось, но царя он обстрелял. А Эврит уперся, дочь ему с досады не отдал. Спорить Геракл не стал, покинул Эхалию и обиду свою с собой унес. Вот тут и пропало царское стадо. И соседа твоего я тогда в первый раз услышал. Легко убедил он эхалийцев, что коров увел Геракл в отместку за упрямство царя. Дня через два я дальше отправился и за Кипарисовым хребтом, почти на побережье, вновь на обидчика твоего наткнулся. Больше трех сотен голов пас он в этом глухом месте. Не думаю, чтобы он решился гнать домой всю эту ораву. Должно быть, там, у Филатры, и отсиживался, пока потихоньку не распродал. Вот такая была у него Колхида. Такое руно золотое.

— Что ж царь коров своих не поискал?

— Как не искать! Тут же сын его Ифит побежал. Он, кажется, единственный был, кто усомнился в вине Геракла, но пошел все-таки по его следам и совсем в другую сторону. Рассказывали, что и в Тиринф заглянул, где Геракл поселился, и что тот его будто бы принял по-доброму. Но когда узнал, в чем его обвиняют, больше не стерпел, сбросил гостя с городской стены. За этим новым грехом и прежний спрятался. Я удивляюсь, как он не боится. Неужто тут, при Язоне, своим геройством хвалится?

— Язон-то с Медеей его вроде не приветили особенно. Но как будто и другие называют, что был среди аргонавтов Автолик.

— Да это же родственник твой — сын Фрикса и Афамантов внук. Их четверо было, кто к походу на острове Дий присоединился: Фроней, Демолеонт, Автолик и Флогий. Его и царица ваша знать должна, Фрикс-то на сестре ее был женат, Халкидике. Да что ты, Сизиф! Здешнего Автолика пряниками на «Арго» не заманишь, он другой породы.

— То-то и оно, что другой. И что это за порода, что все ему с рук сходит? Может, впрямь отец помогает. Он ведь себя называет Гермесовым сыном.

— Здесь я не знаю, что сказать тебе, Сизиф. И доказать трудно, и оспорить невозможно. Этот бог опасен. Много ли тебе о нем известно?

— Ну уж, наверно, меньше, чем тебе.

Они давно покончили с едой, отодвинули котел и миски и сидели напротив друг друга, тяжело облокотившись на стол.

— Сколько сил я потратил, чтобы его разгадать, — говорил фракиец, — а так и не узнал, что больше всего ценит Гермес. Что покровитель пройдох и ловкачей, это так. Но столь же ликует он, как я заметил, когда тебя собьет с ног неудача. И не поймешь, что же ему б о льшую радость доставляет — ловкость обманщика или промах обманувшегося. Да это бы еще ничего. Пока он таким способом скрывается, остается Гермес богом темной двойственности, и нам надлежит дальше трудиться, чтобы суть его постичь. Иногда же я думаю, что все равно ему, что люди ему вовсе не интересны. И коли так, тогда он становится богом двойной темноты, а страшнее бога придумать нельзя… Ты только не робей раньше времени, — продолжал Гилларион, распрямившись и подмигнув Сизифу. — Воровство — дело житейское и не одного тебя касается. Мне не повезло, возвращаться к Эвриту с именем вора не с руки было — уж больше на донос похоже. Да и не мое это дело было вовсе. А ты, если знаешь, как его уличить, да если соседей в помощь соберешь, — глядишь, и тебе Гермес улыбнется. Ему лучше нас известно, что на всякий обман есть другой — позабористей.