Аля Аль-Асуани - Чикаго

У нее были свои ритуалы, которые по особым случаям она совершала с сестрами. Шайма начала с того, что приготовила на плите смесь сахара с лимонным соком. Затем пошла в ванную, сбросила с себя одежду, села на край и стала с помощью липкой смеси удалять с тела нежелательные волосы. Она получала удовольствие от этой приятной мгновенной боли, повторяющейся всякий раз, как из кожи выдергивался волосок. После она долго стояла под горячим душем, массируя одну часть тела за другой, пока не почувствовала прилив сил и легкость. И уже через несколько минут Шайма стояла на кухне, как настоящая египтянка — в хлопчатобумажной галабее [3] Галабея — традиционное египетское платье. с вышитыми цветочками и в любимых шлепках на широкой платформе с четырьмя разделенными ремешками, что было удобно для пальцев ног и позволяло свободно двигаться. Свои длинные черные волосы она оставила спадающими на плечи. Шайма решила наслаждаться всем, что ей нравилось, и поставила песню Казема Сахера «И ты сомневаешься?», которую любила настолько, что записала на кассету три раза подряд, чтобы каждый раз не надо было перематывать. Зазвучал голос Казема Сахера, и Шайма стала пританцовывать. Одновременно она готовила любимое блюдо — мусаку по-александрийски, подбрасывая в кипящее масло стручки перца. Постепенно она вошла в ритм и закружилась по всей кухне в танце, подпевая Казему Сахеру, будто стояла с ним на сцене, и каждый раз возвращаясь к плите, чтобы подбросить перчик. А когда Казем Сахер запел «Моя убийца танцует босиком», она вытянула ножку и выбросила ее так, что шлепанец отлетел в дальний угол. Когда Казем Сахер стал спрашивать свою любимую: «Откуда ты? Как пришла сюда? Как ты смогла разбить мне сердце?» — Шайма настолько развеселилась, что исполнила номер, который всегда приводил в восторг ее подруг в Танте: резко опустилась на колени, воздела руки и начала медленно подниматься, тряся грудью. На этот раз она бросила два перчика сразу, и масло, громко зашипев, выпустило клуб дыма. В какой-то момент ей показалось, что издалека донесся вой сирены. Но все, что могло тогда испортить ее веселое настроение, она гнала от себя. Шайма начала новое танцевальное па — развела руки в стороны, как будто собираясь кого-то обнять, и стала раскачиваться то вперед, то назад, оставаясь на одном месте. Но когда она взяла следующий стручок и подняла руку, чтобы бросить его в масло, начался настоящий кошмар. Раздался страшный удар, от которого двери распахнулись настежь, и в квартиру ворвались мужчины огромного роста. Они окружили ее, выкрикивая по-английски что-то, чего она не могла разобрать. Один из них схватил ее, зажав как в тиски, будто собирался оторвать от земли. От шока Шайма не сопротивлялась до тех пор, пока не почувствовала его сильные руки, скрещенные у нее за спиной, и неприятный запах его кожаной куртки, в которую она уткнулась лицом. Только поняв весь ужас происходящего, Шайма собралась с силами, отпихнула от себя мужчину и закричала так пронзительно, что ее голос был слышен по всему зданию.

Иллинойский университет — один из самых больших в Соединенных Штатах. Он состоит из двух отделений: медицинского факультета в западном Чикаго и остальных факультетов, расположенных в центре города. Во время его основания в 1890 году городок медиков обладал скромными возможностями, но, как все в Чикаго, он стремительно развивался и в результате превратился в огромный самостоятельный город площадью в тридцать акров и с более чем сотней зданий — кафедрами общей практики, фармакологии, стоматологии, сестринского дела, филиалами библиотеки и административными зданиями, а также со своими кинотеатрами, театрами, спортивными клубами, гигантскими торговыми центрами и внутренним круглосуточным транспортом, бесплатным для студентов. Медицинский факультет Иллинойского университета — крупнейший в мире, со старейшей кафедрой гистологии. Она занимает пять этажей современного здания. В парке, окружающем факультет, стоит бронзовый бюст: человек лет пятидесяти устало и задумчиво смотрит широко открытыми глазами в пространство перед собой. На пьедестале большими буквами высечена надпись: «Великому итальянскому ученому Марчелло Мальпиги (1628–1694), основоположнику гистологии. Дело, начатое им, мы доведем до конца».

На кафедре гистологии царит боевой дух. Входя сюда, вы сразу понимаете, что мир с его суматохой остался за стеклянными дверьми и вы находитесь в храме науки. Здесь стоит тишина, только приглушенная музыка звучит по внутреннему транслятору. Единственный осветительный прибор настроен так, чтобы не резать глаз, не отвлекать внимания и не напоминать о времени — десятки ученых и студентов не прекращают своей работы.