Линн Мессина - Модницы

— За день я могу составить список самых популярных рождественских сцен и звезд, которые ими владеют. — Гарри раньше был редактором отдела декора интерьеров, и несмотря на повышение, он цепляется за старые обязанности. — Пара звонков, и информация будет у меня.

Лидия кивает. Она любит, когда редакторы добровольно берут на себя работу. Не приходится самой раздавать задания.

— Отлично, займись этим. Еще что-нибудь?

Дот: «Что надеть на собственное воскрешение».

Соледад: «Распятия: дешевле 100 долларов, дешевле 1000 долларов, дешевле 10 000 долларов».

Маргерит: «Знаменитые места побега: каникулы на берегах Галилеи».

Во время всей этой мозговой атаки я сижу и молчу. Молчу, злюсь и мучаюсь сожалениями. Я знаю, как мне следовало бы поступить. Благородный человек предупредил бы Гэвина Маршалла, что его худший кошмар вот-вот сбудется и он скоро станет главным аттракционом в цирке Иисуса. Но я не стану этого делать. Я слишком далеко зашла, чтобы остановить теперь процесс уничтожения Джейн. Я пройду этот путь до конца — либо доеду до вокзала, либо свалюсь под откос.

— Отличное начало, — говорит Лидия, заканчивая встречу. Они полчаса говорили про Иисуса, и никто не упомянул ни христианство, ни веру. Сын Божий никогда еще не был таким светским. — Я покажу эти идеи Джейн и дам вам знать, что она думает. — Потом Лидия поднимает оставшиеся бисквиты — два шоколадных, один с кремом и один с джемом — и спрашивает, не хочет ли кто взять еще, а то она их выбросит.

Я предлагаю оставить бисквиты в кухне на случай, если кто из сотрудников проголодается, но все смотрят на меня с изумлением. Лидия снисходительно смеется, говорит мне, что я шутница, и бросает коробку в помойку.

Когда все выходят, Лидия говорит, что мы произвели на нее впечатление. Не думаю, что лично я произвела впечатление хоть на кого-нибудь.

Майя примеряет уродства и увечности, чтобы определить, какое заметнее.

— Так, давай еще раз. Что лучше, это, — она зачерняет два передних зуба и улыбается, — или вот это? — Теперь она залепляет левый глаз.

Я обдумываю вопрос со всем вниманием, какого он заслуживает.

— Зубы. Точно зубы.

Она помечает нужный ответ, а потом смотрит на меня одним глазом.

— Почему?

— Это тоньше. Зубы заметны, только когда ты улыбаешься. Кроме того, так ты будешь ощущать себя менее неловко. Плюс твоя работа не пострадает. Не стоит читать корректуру одним глазом, — замечаю я практично.

Майя подробно записывает мои объяснения. Она будто маркетинговый исследователь, только без двустороннего зеркала.

— Дальше подушка. — У нее полная сумка всяких штуковин, и она лезет туда за очередной. Майя как раз засовывает подушку себе под футболку-стретч, когда наконец приходит Гэвин.

Мы в баре отеля «60 Томпсон». Гэвин и его представитель остановились здесь, и я оглядываюсь, не идет ли Анита прямо за ним.

Прекрасно понимая мои опасения, он приветственно целует меня в щеку и смеется.

— Не беспокойся, она сегодня обхаживает издателя. — Гэвин переводит глаза на Майю, которая никак не может решить, то ли вынуть подушку, то ли засунуть ее до конца. Она еще никогда ни с кем не знакомилась в полубеременном состоянии и не знает, как себя вести.

— Гэвин, это Майя, моя подруга, о которой я тебе рассказывала.

— Привет, Майя, — говорит он, протягивая ей руку. — Рад познакомиться.

Майя улыбается.

— Ты как раз вовремя. Я собираю мнения. Что лучше — беременный живот, — она встает и показывает выпирающий живот, — или горб? — Мы ждем, пока она перемещает подушку спереди назад.

Гэвин серьезно задумывается, складывая губы трубочкой.

— Покажи-ка еще раз беременный живот.

Я допиваю джин с тоником одним глотком и пытаюсь успокоиться. Чувство вины переполняет меня до такой степени, что становится нечем дышать. Машу бармену и заказываю еще выпить.

Воздуха мне стало не хватать пять часов назад, когда Гэвин позвонил, чтобы официально дать «добро».

— Но никаких штучек-дрючек, ты обещала. — Потом он предложил выпить за нечестивый союз искусства и коммерции. — Я сегодня последний вечер в городе.

— Нет, — сказала я в панике. Это было сразу после совещания по Иисусу, и мне было просто невмоготу провести несколько часов с ним и со своим чувством вины. — Сегодня не могу.

— Не можешь?

— Я бы с удовольствием, конечно, но иду в кино с подругой. Можно бы отменить, раз это твой последний вечер, но она только что разошлась с бойфрендом, и ей нужна моя эмоциональная поддержка, — сказала я, болтая без удержу. Всегда не могу остановиться, если нервничаю и чувствую себя виноватой. Я тяжело вздохнула. — Жаль, что не увидимся.