Фредерик Бегбедер - Французский роман

Единственное мое детское воспоминание связано с самым неприглядным из французских пляжей. Мой мозг не случайно выбрал его. В Сенице мой отец чуть не погиб в девять лет под колесами поезда. На дороге в Сениц он повстречал мою мать, проводившую каникулы на вилле напротив. В этой же деревне они и поженились. Сениц — средоточие всей моей жизни. Стоит мне вспомнить об этом месте, единственном на свете, и я чувствую себя самим собой, я обретаю целостность. Покуда в моем сердце живо это воспоминание, об остальном можно не думать. Моя память ленива, она приберегает Сениц как шпаргалку, заглянув в которую легко восстановить всю мою жизнь. Точно в «Малхолланд драйв» Дэвида Линча — лучшем фильме об амнезии, где простого синего ключа оказывается достаточно, чтобы собрать осколки рассыпавшейся жизни. Представьте себе нарастающий глухой рокот в качестве шумового фона — это необходимо для того, чтобы усилить напряжение, ибо мы приближаемся к термоядерному центру моей истории. А вот мой рисунок, чтобы вам было проще во всем разобраться.

<���…>

(здесь — иллюстрации)

Две виллы в Гетари (квартал Сениц)

КАРТОГРАФИЯ ВСТРЕЧИ

Мама: очень юная, тонкие белокурые волосы, легкое платье, светлые лазоревые глаза, белые зубы, скромное достоинство маленькой аристократки с безупречными манерами, ум и невинность, прекрасно сочетающиеся в ее лице друг с другом, нетерпеливое желание вырваться из пут благородного семейства, безграничный романтизм, чистота тела и души. Вся в ожидании долгой жизни, наполненной поэзией, любовью и удовольствиями. Готова к тому, чтобы ее завоевал…

Папа: худощавый молодой человек, богат, немного тушуется перед старшим братом, прилежен, в 18 лет совершил кругосветное путешествие, задумчив, легко увлекается, зеленые глаза смотрят пристально, насмешлив, но без колкости, с юности, подобно своему отцу, интересуется философией и литературой, мечтает покорить Америку, страну своей матери, спокоен, но не пресыщен, пытлив, жизнелюбив без пошлости, обладает чувством собственного достоинства, улыбчив, ненавидит снобов, поскольку хорошо с ними знаком, жаждет обнять весь мир и мою мать.

Такими я представляю их себе по фотографиям — в лучезарном сиянии молодости.

Отец в костюме из альпака выходит из «Сениц-Альдеи» с «Эннеадами» Плотина под мышкой.

Мать в юбке в горошек выходит из «Патракенеи» с пластинкой-сорокапяткой «The Platters» в руках.

Разделяющая их дорога носит название Тропа Амура — нарочно не придумаешь.

Пытаюсь вообразить себе эту встречу, не будь которой, не сидеть бы мне сейчас в камере, съежившись и уткнувшись лбом в коленки. Матери 16 лет, отцу — 19. «У младшей сестры грудь была пышнее, но я выбрал старшую, а почему, не спрашивай, сам не имею понятия», — сорок лет спустя признался мне отец в ресторане «Ориан-Экстрем». Да ладно, чего там! А то я не знаю, что он влюбился в нее по уши, а она в него. Как-то вечером во время torn de fuego отец обнял мать за талию и прижал к себе. Потом они прыгнули в отцовскую малолитражку, и случилось чудо; вселенная предстала перед ними во всем своем совершенстве, жизнь упростилась; в такие моменты все становится очевидным — впрочем, почему я говорю «моментЫ», когда всем известно, что подобное бывает раз в жизни, и мне тоже довелось это испытать, но всего лишь однажды. Любовь пронзила их одновременно, в единый миг, такого ни с кем и никогда прежде не случалось — прошу вас, не убеждайте меня в обратном, ибо эта мысль служит мне утешением.

Несколько лет подряд они скромно поглядывали друг на друга, вместе ходили на пляж или к мессе, пили лимонад (мой отец не выносит спиртного), может быть, танцевали, катались на велосипеде, сетовали на своих родственников, смотрели на море и наверняка строили воздушные замки. После первого поцелуя они тайно встретились в Париже, в его гарсоньерке на улице Саблон. Именно там они еще до свадьбы познали друг друга в библейском смысле слова. Не упрекайте меня в непрофессиональном подходе, просто я предпочитаю не задумываться над подробностями сексуальной жизни моих родителей. Мне достаточно представить себе, что им было хорошо и неловко, сладко и страшно, чудесно и ужасно. Моя мать долго боялась забеременеть, потому что была несовершеннолетней: в ту пору совершеннолетие наступало в 21 год.

В те годы на Берегу басков часто устраивали вечеринки. Ходили в гости в Байонну, на виллу Денизы Армстронг, манекенщицы и модельерши, дружившей с Джозефиной Бейкер (у нас произносили «Бакер»), где толклись семейства Виллалонга и Орн-и-Прадо, герцог де Тамам по прозвищу Кики, Ги д’Арканг и Андре-Пьер Тарбес. По средам молодежь отправлялась в «Казино Бельвю», в «Сонни’з» в Биаррице или в «Белого слона»… Отчеты об их ночных безумствах потом публиковались в местной газете и были подписаны «Баронесса Бигуди». На чай в «Сениц-Альдею» заглядывала Мариза Беренсон, тогда не расстававшаяся с Арно де Роне. Питер Виртел, муж Деборы Керр и сценарист «Африканской королевы», открыл для себя Берег басков во время съемок фильма «И восходит солнце» по мотивам романа Хемингуэя, обновив на баскских волнах привезенный из Калифорнии лонгборд. Эта чрезвычайно «продвинутая» пара принимала гостей у себя в Сен-Жан-де-Лю. Мой отец ненавидел светские сборища, но его старшая сестра водила знакомство со всеми знаменитостями, и мои будущие родители волей-неволей следовали за ней в ароматном шлейфе ее духов. Мою будущую мать все это приятно будоражило, хотя немного раздражало.