Эдуард Лимонов - Апология чукчей

Вариант «во все тяжкие» будет выглядеть так. Тропический остров в Океании. Бунгало. На террасе — старик в кресле-качалке, одетый в безукоризненный белый костюм. Полшестого утра. Старик любуется восходом солнца. Это терраса публичного дома в южных морях. Старик — это я. Я владелец этого публичного дома в южных морях. Это 2033 год. Старик звонит в колокольчик, взяв его со стола. Появляется бледная и красивая маленькая китаянка, обаятельная, как цветок лотоса. Потому что это очень дорогой публичный дом. В руке у китаянки небольшой поднос со стаканом виски со льдом.

— Ваш первый утренний скотч, мсье Эдуард, — говорит китаянка по-французски.

— Спасибо, Чио-Чио-сан. — Старик похлопывает девушку по попе, покрытой шелковым кимоно. В этот момент из океана появляется сверкающий край солнечного диска.

Вариант «аскетизм и благородное нищенство». Город Бухара. 2033 год. Около шести утра. Кричит с минарета муэдзин. Идут на утреннюю молитву верующие, мягко ступая. У мечети сидит нищий старик в черном стеганом халате. На голове его зеленый тюрбан. Халат подпоясан алым кушаком. На зеленом полотнище перед стариком лежат истертые бронзовые монеты и зеленые, истертые до дыр сомы — непрочные азиатские бумажные деньги. Старик — это я.

У мечети останавливается крупный автобус с яркими надписями на бортах. «TransAsia Tours» — кричат красные буквы. Из автобуса вываливается толпа подданных ее величества королевы Английской. В толпе много рыжих. Бесцеремонные и наглые, они устремляются ко входу в мечеть, на ходу ослепляя верующих мусульман, идущих на утреннюю молитву, вспышками. Толпа проходит мимо нищего старика. На него нацелены десятки фотообъективов. «What a beautiful old man!» — это восклицание принадлежит юной рыжей подданной ее величества. Она плюхается на колени перед стариком и бесцеремонно фотографирует его в упор.

Старик в бешенстве вскакивает, подхватив свой ореховый посох. Он кричит: «Английские свиньи! Убирайтесь прочь, английские свиньи! Не мешайте мне разговаривать с Аллахом!» И колотит посохом по рыжей плоти, затянутой в джинсы.

Третий вариант будущего, если господин Луговой, окажется, был прав, такой.

Одно из московских кладбищ. Полшестого утра. Несмотря на такой ранний час, к бронзовому памятнику уже сошлось, может быть, с сотню поклонников его таланта и сторонников его идей. Они приезжают из очень отдаленных регионов России и других стран. Стоят, поблескивая очами в отдалении, либо, напротив, зажигают свечи и устанавливают их у памятника. Одна из рук памятника, ее кисть, блистает, ярко отполированная под лучами только что взошедшего солнца. Существует поверье, что если коснуться руки бронзового Лимонова, то это принесет коснувшемся удачу и личное счастье. Также прикосновение к его руке гарантирует женщинам беременность.

Власти долго боролись с поклонниками и сторонниками. Закрывали кладбище, окружали могилу колючей проволокой, запрещали к ней приближаться, но все эти меры не возымели действия. Место захоронения застреленного политика и поэта всегда завалено цветами. Поклониться ему и соискать удачи приходят ежедневно тысячи граждан.

Сейчас я немного поною.

Нет, я неточен, я не буду ныть, я просто, как старый классик, как какой-нибудь Шатобриан в его «Mémoires d’outre-tombe», поностальгирую о старой жизни.

Тех людей, мужчин и женщин, с которыми я начинал жить (я родился в 1943-м, а в сознание пришел и стал разглядывать мир где-то около 1950-го), уже нет. Те, кто был взрослый, когда я их увидел, давно вымерли.

Мужики были невозможные мачо. Грубые, мощные, с выразительными кожаными лицами, как у злых святых в фильме Пазолини «Евангелие от Матфея». Последний инвалид, бывало, гаркнет снизу со своей тележки на подшипниках — и сивухой в лицо, как дракон опалит. Лица у мужиков были у всех как у постных зэков-насильников. Даже чиновники были лишены лоска, грубая ходячая материя, картошка какая-то тяжелая в штанах и пиджаке.

А в женщинах было всё бабье. Сейчас в женщинах столько бабьего нет. Сейчас либо мужское в женщине преобладает, либо девочкино, либо вообще бесполое. В те времена, после войны, каждая женщина была бабой.

Плакать умели. Сейчас разучились плакать, потому что настоящих чувств не испытывают. Плачут сейчас, как, видели, актрисы в сериалах плачут, а тогда бабы плакали от сердца, от сисек, от осиротевших интимных частей, если мужик помер.

И еще люди тогда пахли, то есть у них запах был. Санитарии в коммунальных жилищах было мало, и никчемная всё, жалкая. Зато люди властно и сильно пахли. Особенно пахли женщины, забивая запах духами, но всё же их естественный пробивался. Мужики пахли табаком, водкой либо коньяком в зависимости от социального статуса и достатка. Военные пахли сапожной ваксой и вдобавок чуть-чуть промасленным оружием.