Эдуард Лимонов - Апология чукчей

Я пытался исправить хоть что-нибудь на Балканах, единолично, с личным оружием противодействовать тому, что наделал Горбачев. Но что мои слабые силы, даже вместе с силами двенадцати миллионов сербов?! Мы потерпели поражение.

В 1996 году авангардные кинематографисты Сальников и Мавромати провели меня с черного хода в Дом кино, где происходила встреча кандидата в президенты России М. С. Горбачева с избирателями. Встреча уже продолжалась минут сорок, когда я вошел с охранниками и сел во второй ряд. Собравшиеся узнали меня и недовольно зашумели. Они просто не понимали меня тогда, рано было им понимать. Они там, со сцены, зачитывали записки, но я встал и поднял руку.

— У меня вопрос, — сказал я.

— Вопросы только в письменном виде, — занервничал директор. Горбачев вгляделся в меня.

— Пускай говорит, я его знаю. Я видел его в кино. (Очевидно, он имел в виду в телевизоре.)

— Эдуард Лимонов, — представился я. — У меня вопрос вежливый по форме и неприятный по существу. Когда вы спите, по ночам не снятся ли вам, бывшему президенту СССР, мальчики кровавые?

Зал за моей спиной разразился негодующим шепотом и злыми выкриками:

— Уберите его. Выведите! Вывести его!

Но я продолжил:

— Даже если мы не станем касаться несчастий, обрушившихся на нашу страну в результате вашего бездарного правления, то даже то, что я видел в Югославии, вечным проклятием должно будить вас. Погибли и гибнут сотни тысяч жителей Югославии, потому что вы дали объединить Германию и выпустили всех демонов балканских национализмов…

— Вопрос! Какой у вас вопрос?! — закричал директор.

— А всё тот же, — сказал я. — Снятся ли мальчики кровавые?

Я сел. Подумал, что сейчас они меня линчуют.

— Ну што ты думаешь, ну што вы думаете, они бы без меня не освободились… Они бы всё равно освободились, эти соцстраны. И Германия бы объединилась, — начал он. И понес, пошел излагать никак не доказуемую популярную гипотезу, что всё бы развалилось само. Без его вмешательства.

Я послушал-послушал, и когда он остановился, так и не ответив на мой вопрос, видятся ли ему мальчики кровавые, встал и выбрался из зала. Мои охранники вышли со мной.

В отличие от Горбачева, я видел реальных мальчиков кровавых: трупы пятерых детей со следами пыток на них, у одного были выколоты глаза, в Центре опознания трупов близ города Вуковар в ноябре 1991 года. Иногда они снятся мне. Бедные дети. И вот я думаю: что, если на одну чашу положить нашу перестройку, а на другую — даже только эти пять жизней, то какую чашу потянет вниз? Не уверен, что перестройку.

Я тут как-то подумал, что у меня есть все шансы дожить до возраста Черчилля. То есть за девяносто. Дело в том, что у меня неплохая наследственность. Люди в моем роду доживали до 104, до 98 лет. Моя мать, дай ей бог здоровья и еще более долгих лет жизни, жива, и ей пошел 87-й год. Так что имею шансы на долголетие. Ну, разумеется, с поправкой на то, что в нашей стране такому радикальному политику, как я, могут насильственно укоротить жизнь выстрелом либо очередью, а то и взорвут к чертовой матери. Среди ближайших кандидатов на роль самой предпочтительной живой мишени РФ у меня, видимо, равные шансы с Каспаровым и Касьяновым. Господин Луговой, крупный авторитет в своей области, уже в июне в интервью «Комсомольской правде» назвал меня и Касьянова будущими жертвами. Но я люблю бороться с судьбой и одолеть ее.

А Черчилль в свои последние годы усиленно наслаждался своей свободой отставного политика. Есть множество кадров, где старый Уинстон, одетый в белые брюки, в морской китель и фуражку-капитанку, садится в шлюпку вместе со светскими персонажами, чаще всего с Жаклин Онассис, чтобы отправиться на яхту к миллиардеру, ее мужу. В те годы он получил Нобелевскую премию по литературе, был в центре внимания общества. Не забывая выпивать бутылку коньяка на протяжении дня, старый волк был целый день под хмельком, то есть ему было хорошо. Он, видимо, считал, что заслужил отдых. Раньше у него были тяжелые министерские и премьерские обязанности, и, оказавшись отставником, он пустился во все тяжкие.

Когда я смогу, после многолетней службы России году этак в 2033-м, наконец сложить с себя груз полномочий, то у меня будет выбор: пуститься ли во все тяжкие, то есть не ограничивать себя в алкоголе, в светской жизни и доступным моему будущему возрасту эротическим удовольствиям, либо, напротив, ударится в аскетизм и благородное нищенство.