Анна Кэмпион - В блаженном угаре

— Очень может, — говорит он, облизнувшись, — но иногда эти люди снова тут. Я видел одного мальчика, он стоял тут, смотрел себя на стене и очень хохотался, как сумасшедший. Да-да, нам часто бывает вызывать машину с доктором. Когда много гостей, вечером, всякие плохие мальчики, их много, очень плохие.

Бедная мамочка, ее просто достали все эти оборванные нищие и постоянный смрад — везде, без бутылки с водой — никуда; рулоны туалетной бумаги, уйма дорожных пакетов, и со всех сторон — коровы. А раз коровы, то и коровьи лепешки, хотя их-то почти нет, под колесами велорикш и машин они тут же сплющиваются в плоские кругляши. Коров действительно многовато. Этих священных тварей сами индийцы называют «бездельницами». Справедливо. Молока не дают, бродят где попало, прямо среди машин, и жрут все подряд. Не скажу, что приятно видеть, как такая туша валяется со скрещенными ножками под бугенвиллией, усыпанной красными цветами. А еще эти бродяжки оккупировали травяные обочины вдоль дорог, они на каждой улице, в каждом парке, на любом островке зелени. Глядя на них, сразу чувствуешь: вот она, Индия, и пусть катятся к черту все условности. Индией правят коровы.

Еще один мамин пунктик: она навезла с собой кучу таблеток. Нет-нет, не «колес», конечно, а лекарств. От желудка, от «нервов», от всего. Масло из чайного дерева, вентолин, темазепам, имодиум и антибиотики, как же без них? Естественно, сразу же проблемы с желудком: пока мы добирались до Ришикеша, мама ничего в рот не брала, а в поезде это вообще была какая-то пытка, но она сама решила ехать поездом. Зато я мела все подряд, как прожорливая свинья.

Мама любит меня — правда, так, как ей удобно, особо не надрываясь. Но в ответ хочет получить на все сто, под завязку. Приголубит, погладит по головке, найдет очередной твой гороскоп, высмотрит что-то в хрустальном шарике. И за это ты должна быть паинькой, послушной девочкой, ничего не менять ни в себе, ни в своей жизни. В Индии ей понравились только две вещи: текстиль и газета «Хиндустан таймс», точнее говоря, разделы с брачными объявлениями и гороскопами (уж по этой части всем дадут фору).

«Милая, красивая, скромная браминка, 23 лет, 160 см, магистр экономики, отличная хозяйка, ищет спутника жизни. Предпочтительны квалифицированные специалисты со схожим характером. К письму не забудьте приложить свой биокалендарный гороскоп. Сведения о прежних браках. П/я 12030». Вот такие тра-ля-ля, вот такая мура.

Дальше те же ля-ля, тра-ля-ля, ага: «Аптекарь из Пенджаба ищет девушку-фармацевта».

А есть еще прикольнее: «Требуется действительно разведенный, окончивший школу, каста значения не имеет, опыт обучения в монастыре, с зарплатой не меньше ста тысяч, бакалавр педагогики и экономики, владеющий британским английским, счет в банке, магистр в области коммерции, доктор наук (физик)». Вот это, я понимаю, запросы!

Ришикеш делится Гангом на две части: на Хелл [27] Букв.: Ад (англ.). (где в основном трущобы из щебня) и на Кэндиленд. [28] Букв.: Сладкая земля (англ.). Как только мы приехали, я сразу потащила ее в Кэндиленд, в наше кафе под железной крышей. Увидев у входа белолицего толстяка (одного из гуру), мамуля моя немного оттаяла. Я сказала ей, что сюда захаживали «Битлы», [29] Общеизвестно увлечение «Битлз» идеями кришнаитов, что способствовало росту популярности этого движения в Англии. это произвело на нее впечатление. Усадила ее в серединке, подальше от всех этих мартышек, и пошла за Рахи. Рахи, она постарше меня, приехала из Европы, флегма невероятная.

Мама сразу же стала рассказывать ей про папину болезнь. Рахи сочувственно вздыхала, пока мама излагала подробности. Интересно, почему она мне-то всего этого не рассказала? Оказывается, она пыталась, еще в Дели, но почувствовала полное равнодушие с моей стороны.

Мама скорбно опускает голову, Рахи ритмично гладит ее по плечам, будто делает массаж.

— Он очень болен, мы приехали на ферму к Пусс, и вдруг — сильный приступ, предынфарктное состояние, он и сейчас там, врачи запретили его перевозить.

— Что-что? — переспрашиваю я, хотя все прекрасно расслышала, и мама знает, что я все слышала.

Это у нас милая семейная привычка, «чтокать», заново прокручивать то, что и так уже ясно, сама не знаю, зачем мы это делаем. И что сейчас ей сказать, тоже не знаю. Я становлюсь жуткой тупицей, когда чувствую, что меня не желают понимать.

— О господи! Он может умереть?

Мама выразительно фыркает: