Анна Кэмпион - В блаженном угаре

Этого я допустить никак не мог, поэтому отдал ей свои. Фабио, так сказать, расчищал тропу, резко притормаживая у каждой попадающейся под ноги игрушки, журнала или башмака, поэтому я постоянно натыкался на его задницу, а Рут, естественно, на мою. Зрелище довольно курьезное. Один раз я едва не кувыркнулся через него, кто ж знал, что ему взбредет поднимать чей-то брошенный носок. Буме! Вся семейка, хихикая, наблюдала за нами из кухни. Когда Рут поравнялась с ними, дружно звякнули стаканы, наполненные виски.

— Здорово ты его, умеешь, дорогая.

— Эй, так держать, Рути.

Рут останавливается, очки сползают у нее с переносицы.

— Отвалите от меня вы все, чокнутые, у вас одно на уме: с кем бы перепихнуться.

— Посмотрите лучше на себя, мадам, — говорит Гилберт (долговязый, очечки в золотой оправе, губы нервно поджаты), — на себя и на свою мамашу.

У Рут дрожат губы, пройти мимо кухонной двери без препирательств не удается.

— На себя? Да как у тебя язык повернулся! Ч-черт! А как та секс-бомбочка твоего секретаря? И как она, довольна жизнью? Или тоже в ашрам подалась? Ты обманщик!

Она говорит очень громко, а у Гилберта голос вдруг делается хриплым, срывается на фальцет:

— Ну хватит уже… Не слушайте ее, эту балаболку…

Мириам кладет руку ему на плечо:

— Не связывайся с ней, Гилли.

— Что еще за секс-бомбочка? — шепотом спрашивает Пусс.

— Ха! Он сам знает! — Рут цокает языком.

Гилберт наливает себе еще виски.

— У доченьки разыгралось воображение.

— Разыгралось воображение? У меня? А давайте ей позвоним.

Я легонько подталкиваю Рут вперед.

— Ханжа, притворщик! Меня воротит от всего этого! Что они знают о жизни, о смысле жизни! Да и откуда им знать, если им все это по фигу. Роботы.

Я снова ее подталкиваю, мы уже почти у выхода. И вдруг чувствую, как все ее мышцы напрягаются, она резко оборачивается.

— Убери-ка лапы, Санта-Клаус!

Я выпускаю ее талию и смиренно прошу прощения. Она нехотя бормочет «ладно», ей просто лень со мной скандалить. И все никак не успокоится:

— Жалкие трусы, как я их ненавижу… джингл белз, джингл белз, колокольцев звон! Эй, маленький славный домик в прерии, это было бы здорово! И маленький славный автомобильчик, гей! Веселого Рождества!

Под эту ее удалую песню бредем в пространстве между бельевой веревкой и загонами для эму, от которых я не могу оторваться, никогда раньше не видел этих тварей живьем. Крупнее, чем я представлял, и такие же уродливые, как обычные страусы: те же крохотные головки и выпученные глаза.

Чуть пошатываясь, выходит Мириам, Ивонна сидит в джипе с Тоддом на руках, а он рвется наружу. Когда Ивонна машет нам, Тодд делает рывок и — вываливается из окошка: умница мамаша одной рукой не смогла его удержать. Мы все на какое-то время замираем, ошеломленные нелепостью этой чудовищной сцены. Плечи Рут подрагивают от истеричного смеха, это она со страху. Тодд заходится в плаче так, что у него перехватывает дыхание. Ивонна опускается на траву, поджав ножки, как гейша, она боится притронуться к своему сынуле (чтобы не натворить чего похуже). Мириам, та более смелая, она тормошит его, чтобы преодолеть эту rigor mortis. [17] Мертвенная окоченелость (лат.). Рут стаскивает (сколько грации!) с руки браслет и протягивает Тодду — утешительная игрушка.

И как мы добрели до «тойоты», сам не знаю: вокруг скакали ручные кенгуру, а тучные овечки так и норовили поддать нам лбом. Это вам, само собой, не Нью-Йорк. Мне до безумия хотелось уехать! Заняться наконец делом — наняли, так пусть дадут сделать то, что я могу. А раз могу, то сделаю… Эти самоувещеванья совсем меня доконали, в висках стучало от безнадежного отчаяния. Как там? Измени то, что можешь, что не можешь изменить — прими со смирением, и пусть даруется тебе мудрость понять, что ты можешь, а что — нет.

Минут десять я смотрел на Рут, прикидывая, какие меня тут ждут сюрпризы. Работа с клиентом один на один имеет свою специфику, пытаюсь вспомнить какую. Главное — она более напряженная, поскольку нечем разбавить общение друг с другом. Никакой помощи, никакой «обратной связи», никакой передышки, постоянный самоконтроль. С «обратной связью» тут точно будет сложно, я был бы рад и минимальной поддержке, впрочем, в любом случае за все в ответе я. Но тут ситуация вообще запредельная. Ладно, раз специфика такова, что остается мне? Только постараться ее использовать, заставить работать на решение задачи.

К домику мы ехали примерно полчаса — по дорогам, красным от пыли. Эму, кенгуру, стада, — от всего этого веяло какой-то безысходностью. Так называемая пересеченная местность, сплошь заброшенные пастбища, где больше песка, чем травы. Пересохшие реки, по берегам их — хилые эвкалипты с белыми сучками, на многих — ни единого листочка, деревья-призраки.