Адольф Рудницкий - Нелюбимая

Самыми тяжелыми были минуты расставания. У Ноэми появились страхи, навязчивая уверенность — она видит его в последний раз, а потом будет себя упрекать за то, что чем-то пренебрегла и не все сделала для того, чтобы его удержать. В конторе едва она поднялась на пол-этажа, как почувствовала такую страшную тревогу, что, не задумываясь, побежала назад на улицу. За полсекунды до этого она не подозревала, что так поступит, но Камил ждал. Он знал ее слабость.

— Мне хотелось еще раз проститься с тобой, — оправдывается она.

Ноэми верит в свою ложь, верит, что ей действительно нужно было только это. Она больше не отличает правды от лжи и свои поступки оценивает только с одной точки зрения — могут они или не могут удержать Камила. Она бесстыдно лжет, считая дозволенным все, что удержит Камила. Итак, он обязательно ей позвонит? В двенадцать, а не в час. Простил ли? Сейчас она уйдет, но у него такое недовольное выражение лица. Пусть улыбнется. Камил улыбается вымученной улыбкой — авось теперь Ноэми от него отстанет. Однако она ждет еще чего-то, ей надо, чтобы он ей сказал только одно слово . Камил качает головой, на лице его появляется гримаса, которую на мгновение можно принять за ласковую, одобрительную, радостную, как когда-то в начале их знакомства, — и сердитым голосом, подчеркивая, что только под принуждением уступает ее глупостям, говорит:

— Ноэми.

Контора Ноэми доживала последние дни, поэтому там не обращали внимания на то, кто когда приходит. Ноэми прощали опоздания тем более охотно, что она считалась отличным работником, а кроме того, начальник конторы Слива — пятидесятилетний гигант с пунцово-красным лицом, свойственным людям с высоким кровяным давлением, — питал к ней слабость. Он знал, что происходит с девушкой.

— Вы замучаете друг друга, — не раз говорил он ей. — Вы оба — дети, а одна супружеская пара, состоящая из двоих детей, пожалуй, слишком большая роскошь. Погляди, во что ты превратилась за этот год. Совершенно подменили девчонку. Ты стала такая нервная, достаточно пройти мимо тебя, чтобы заразиться и тоже начать чудить. Работа от этого страдает, но черт с ним, со старым Кноте, не обеднеет, а тебя мне жаль, девочка. Когда ты бросишь своего бродягу?

— В будущую среду, — отвечала Ноэми.

Час спустя она уже не могла избавиться от мысли, что Камил, едва только расставшись с нею, помчался домой и унес свои вещи. Под хитроумным предлогом — впрочем, ясным для всех — она отпросилась из конторы. Нет, дома она его не застала; вещей своих он не забрал. У Ноэми есть ключи, подходящие к его чемоданам. Камил этого не знает. Многого он не знает! Его жизнь по сравнению с ее лисьей жизнью — это жизнь овечки, хотя, судя по их характерам, скорее должно быть наоборот. Ноэми никогда не страдала манией комбинаторства, теперь ее день складывается из бесконечного ряда уловок и сложных приемов слежки за Камилом. Она знает его в тысячу раз лучше, чем он сам себя знает, никогда он не будет себя знать так хорошо, ему недостает той необходимой дистанции, которая есть у нее, — несмотря ни на что. Себя саму Ноэми так обстоятельно не изучила, ведь у нее нет надобности наблюдать за собой. Никто на свете не будет его знать лучше, чем Ноэми. Если они когда-нибудь расстанутся, он будет вспоминать ее слова, которые теперь, в раздражении, даже не слышит. Из суждений Ноэми, хоть он их рассматривает как чистейший вздор, будет вставать его образ. Когда он сам начнет себя открывать, то убедится, что его давно уже открыли. Ум и проницательность Ноэми тут не при чем. И Камил вовсе не приспосабливает свою жизнь к ее жизни, а наоборот. Ее знание Камила — это шедевр, бесполезный шедевр.

Дома она впервые чувствует усталость. Садится на кровать. Уснуть! Успокоить нервы! Спать днем и ночью вплоть до какого-то чудесного исхода. Испытания последнего времени заметно отразились на ее здоровье. Она похудела, потеряла пятнадцать фунтов, и еще больше пострадала ее нервная система. Она не различает дней, у нее такое чувство, будто в течение долгих недель она не покидает мрачной, темной комнаты. Выглянув в окно, она неожиданно убеждается, что асфальт во дворе обладает необычайной силой притяжения, а снизу доносится такой шум, как будто там привели в действие мотор. Она снова думает о Камиле. Случалось, он уходил, не взяв даже смены белья. Сегодня он произнес несколько фраз, которые показывают, что он решил уйти. Вчера без причины несколько раз солгал. Обычно его бегству предшествует беспричинная ложь. Скажет: того-то и того-то я встретил на улице, а это неправда. Накануне последнего бегства он долго распространялся по поводу своих визитов к Хортам; а потом Ноэми выяснила, что он был у них год назад.